Петербургские очерки

Старшая сестра Дарьи Алексеевны, Елизавета Алексеевна, была за генералом Андреевским, и на дочери ее женился Герштенцвейг, который сделал блистательную карьеру благодаря покровительству своего полуавгустейшего двоюродного братца, Александра Адлерберга.

Кончив свой рассказ о полудинастии Адлербергов и Барановых, я отложу до предпоследующих писем рассказ о прочих приближенных царских и перейду теперь к министрам и вообще к лицам, которые по их званиям имеют прямое и открытое влияние на дела.

Председатель Государственного совета граф Блудов по расстроенному здоровью взял отпуск на несколько месяцев, и место его занял великий князь Константин Николаевич.

Граф Дмитрий Николаевич Блудов родился 5 апреля 1785 года во Владимирской губернии Суздальского уезда, в селе Романове, которое пожаловано было царем Михаилом Федоровичем предку его в седьмом колене воеводе и члену Земской думы Назарию Васильевичу Блудову[264] по прозвищу «Беркут» (по-татарски беркут значит — степной орел) за верную службу России в войске, предводимом Пожарским и Мининым, и за участие в избрании на престол паря Михаила. Дмитрий Николаевич начал службу в коллегии иностранных дел; был секретарем посольства в Голландии; находился в дипломатической канцелярии главнокомандующего армией против турок графа Николая Михайловича Каменского; был советником посольства в Стокгольме, потом в Лондоне. Николай Павлович, вступив на престол, говорил умирающему в то время Карамзину: «Представьте себе, что вокруг меня никто не умеет написать двух страниц по-русски, кроме одного Сперанского, а ведь, пожалуй, того и гляди, что Сперанского не нынче так завтра придется отправить в Петропавловскую крепость». Слова эти живо рисуют наш тогдашний двор и воспитание сановников той эпохи! Карамзин рекомендовал государю Дмитрия Николаевича Блудова и Дмитрия Васильевича Дашкова, которые и были пожалованы в статс-секретари. Дмитрий Николаевич назначен был правителем дел следственной комиссии, имевшей поручение допрашивать декабристов. Тут он, к сожалению, омрачил себя угодливостью: не только написал известный доклад, в коем была попытка осмеять и оскорбить людей, из отчизнолюбия принесших в жертву все, чем обыкновенно дорожат смертные, то есть свое имущество, свое общественное положение, свою личную свободу, одним словом, все блага земные, но еще допустил Незабвенного прибавить к этому докладу несколько выражений, самых оскорбительных для людей, в награду за свою высокую любовь к отечеству и к гражданской свободе низринутых в пучину бедствий. Эта слабость легла мрачным пятном на поприще графа Блудова, поприще, кроме этого единственнного несчастного эпизода, чистое и благородное. Слабость эта легла, и тяжело легла, на его совести: во всю жизнь свою он старался, где только мог, употреблять свое придворное влияние в пользу декабристов, и когда по восшествии на престол Александра II был назначен членом комитета, составлявшего указ об амнистии, то явился жарким ходатаем за декабристов и весьма был огорчен, что не мог им исходатайствовать полной амнистии. Воспоминание о 1826 годе тяжело легло на душе его; однажды, разговаривая с одним из коротких знакомых своих с глазу на глаз, он сказал: «Да! Всякий человек имеет минуты слабости, в коих после горько раскаивается!» Тут глаза семидесятилетнего старца наполнились слезами, и он продолжал: «Да! Бывают минуты, что сделаешь то, что после хотел бы искупить своею кровию!.. В одном только я не знаю за собою упрека, это в отношении денежном; я всегда был чужд стяжанию, и никогда руки мои не касались чужих денег. Свое небольшое родовое состояние я не только не увеличил, но еще расстроил, и живу только одними моими окладами, которые получаю от милости государя».

И это совершенная истина.