Петербургские очерки

Младший из братьев, граф Павел Трофимович Баранов, тверской губернатор, в сущности добрый малый, и если бы не родился Барановым, то бы мог быть прекрасным человеком. Но скверная атмосфера Зимнего дворца кружит головы и поздоровее, и посильнее, чем голова графа Павла Баранова. Известен его поступок с Алексеем Михайловичем Унковским^{27} и с Александром Ивановичем Европеусом. Государь в 1860 году вследствие доноса известного стародура генерал-адъютанта Николая Матвеевича Яфимовича написал на докладе, представленном ему из III Отделения: «Этих двух следовало бы удалить из Твери», а граф Павел Баранов, получив отношение из шпионницы (как остроумно названо III Отделение в «Колоколе»), нашел, что слово «удалить» означает для Унковского — Вятку, а для Европеуса — Пермь, и отправил их туда по февральской распутице.

Выше сказал я, что настоящей двигательницей полудинастии Адлербергов и Барановых была жена графа Николая Баранова графиня Елизавета Николаевна, урожденная Полтавцева. Влияние ее тем сильнее, что ее родная сестра Екатерина Николаевна замужем за графом Александром Адлербергом. Любопытно взглянуть, откуда возникли эти нынешние звезды первой величины в петербургском придворном мире, и в будущем письме я расскажу о происхождении Полтавцевых.

«Правдивый», № 4, 31 мая 1862, стр. 30–32.

V Происхождение Полтавцевых. Граф Блудов. Владимир Петрович Бутков. Князь Александр Михайлович Горчаков

В первых годах нынешнего века скончались Александр Ильич Пашков^{28} и жена его Дарья Ивановна, урожденная Мясникова. Александр Ильич был богат, но Дарья Ивановна была еще богаче его. Они оставили трех сыновей; двое старших, Иван Александрович и Василий Александрович, были люди честные и добрые; младший, Алексей Александрович, по смерти отца подкупил его управителя и стащил себе все отцовское столовое серебро, стоившее огромной суммы денег. При разделе двум старшим братьям досталось имение материнское в Оренбургской губернии: Ивану Александровичу — заводы железные, Василию Александровичу — заводы медные. Алексею Александровичу досталось имение отцовское: великолепное тамбовское поместье и знаменитый Пашковский дом в Москве[262]. Он поселился в тамбовском имении и там вел себя истинным извергом. У него, между прочим, был обычай: сечь людей «на трубку» или «на две трубки». Это значило, что человека секут, пока Пашков выкурит трубку или две трубки! Крестьяне однажды ночью подожгли у него дом таким образом, что одна из дочерей его не успела спастись и сгорела. Остались у него: сын, честнейший и благороднейший человек, Федор Алексеевич, который в молодых летах скончался, оставив двух детей, умерших в младенческом возрасте, и две дочери, Елизавета и Дарья. За эту последнюю сватался один из бедных соседних помещиков, Николай Петрович Полтавцев, образованностью и обхождением своим напоминавший вполне Тараса Скотинина в «Недоросле» Фонвизина. Прадед Полтавцева, Игнатий Полтавцев, получил дворянство в бытность свою камердинером цесаревны (впоследствии императрицы) Елизаветы Петровны. Пашков, богатый помещик, обиделся сватовством Полтавцева и велел ему сказать, что если он осмелится ступить ногой к нему на двор, то будет отведен на конюшню и высечен плетьми. Несколько времени спустя поехал Алексей Александрович в отъезжее поле и встречает Полтавцева с двумя отличными гончими собаками. Он послал их у него торговать. Полтавцев отвечал, что он собак этих не продаст никому, а когда женится, то подарит их своему тестю. По прошествии нескольких месяцев обе гончие собаки стояли на псарне у Пашкова, а Дарья Алексеевна была женой Николая Петровича Полтавцева[263].

Поселившись по смерти отца в Москве, Дарья Алексеевна была очень холодно принята в московском обществе, где с нею обходились весьма свысока. Она отправилась в Петербург, смастерила свадьбу дочери своей Елизаветы Николаевны с Николаем Барановым, а Елизавета Николаевна, женщина весьма ловкая, смастерила свадьбу сестры своей Екатерины Николаевны с двоюродным братом мужа своего Александром Адлербергом. Тут семейство Полтавцевых подняло носы и вообразило себя знатной фамилией. Трудно представить себе их надменность, тем более огромную, что она проистекает из их дурного воспитания. Нет ничего забавнее, как видеть их усилия на разыгрывание роли знатных барынь, особенно в нынешнее царствование: они составляют какую-то кринолину императорской фамилии, а между тем роль знатных барынь весьма к ним не идет, и нынешнее их высокомерие напоминает басню Крылова «Ворона»:

 И кончились ее затеи тем,
 Что от ворон она отстала,
 А к павам не пристала,
 И сделалась моя Матрена —
 Ни пава, ни ворона…