Петербургский человек

В теплую лунную ночь Коробьин и Сусанна стояли, нежно прижавшись друг к другу, над обрывом в конце Дворянской, смотрели через перила вниз на сверкающее озеро, на слитную черноту парка с красными огоньками ресторана и долго-долго молчали. Сладострастно квакали лягушки, пронзительно свистели кузнечики, роскошно пахло тополем и влажными от росы полевыми цветами. По Дворянской ходили парочки, и все время слышались то шелестящие, крадущиеся шаги, то заглушенный блаженный смех.

Сусанна заговорила:

-- Если бы мне кто-нибудь неделю тому назад предсказал, что я увлекусь тобою, что я первая брошусь тебе на шею, я бы даже не сочла себя оскорбленной, а просто засмеялась бы в глаза... А теперь я тебя люблю. Люблю бесконечно глубоко. Моя жизнь связана навсегда с твоею. То, что мы скоро уедем отсюда вместе туда, в Петербург, о котором я осмеливалась только мечтать, кажется мне каким-то сном. Милый, милый, милый...

Коробьина немного странно, чуть-чуть щекотно ласкали эти книжные, старомодные слова. Вчера в такую же лунную ночь, сидя с ним у него дома в саду, Сусанна, после его почти шутливых признаний, после нежных поглаживаний руки, вдруг бурно упала к нему на грудь, плакала, безумно целовала его лицо, глаза, губы. Его поразила эта немножко провинциальная страсть. От нее самой, от ее волос, нежной и гибкой шеи, полуобнаженных, едва сформировавшихся плеч пахло как будто вот этими же влажными полевыми цветами или только что раскушенной сливой. "Да, да, именно сливой", -- подумал он тогда же. "Что, если увезти ее с собою в Петербург, -- думал он целый день сегодня, -- увезти дикую, целомудренную, гордую, жениться на ней и воображать себя потом каким-нибудь эдаким тургеневским героем. Красивая, нежная блондиночка в его вкусе, любящая его первой, беззаветной страстной любовью". И, встретившись с нею вечером, он как-то нечаянно предложил ей уехать с ним в Петербург. Можно было понимать это, как угодно, но Сусанна поняла, что он просит ее быть его женой.

И теперь Коробьин чувствовал ее прильнувшее к нему тело, ее волнение, и у него у самого кружилась голова, и он не сожалел о вырвавшихся у него словах.

-- Милая, милая, милая, -- отвечал он.

Они медленно пошли назад. Городок спал. Зеленый, совсем знакомый, так ласково приютивший его городок. В аптекарском магазине, представлявшем из себя в Анютине и аптеку, и железную, и галантерейную и мануфактурную лавку, еще светился огонь. Коробьин и Сусанна вспомнили со смехом, как на утро после той грозы, когда она ночевала с Евлампией Петровной, они пошли всей компанией в этот магазин покупать ему калоши, и он, кроме калош, накупил всем подарков -- Федору Ивановичу набор столярных инструментов, Евлампии Петровне таз для варенья, Сусанночке свои любимые духи. За несколько сажен до ее дома замедлили шаг, огляделись с одной и той же томительной мыслью и, взявшись по-детски за руку, толкая друг друга, зашли в какую-то чужую полуоткрытую калитку... Как упоителен был этот быстрый, неловкий, краденый, насильно прерванный поцелуй! Сусанна упорхнула, как большая белая птица, а Коробьин крупными шагами перешел на другую сторону улицы и через минуту свернул на Златоустовскую к себе.

Он заметил в воздухе какую-то странную, резкую перемену: еще было далеко до рассвета, но откуда-то тянуло прохладой, и деревья издавали жесткий, тревожный шум. Крошечная совсем голубая луна, как одинокий, озябший часовой, просительно смотрела с вышины, и Коробьин с невольным кладбищенски-жутким чувством миновал два десятка отделявших его от дома палисадников и ворот.

И в комнате у него было довольно прохладно, так что пришлось поскорее закрыть окна. Совсем по-зимнему, с лихорадочной поспешностью, он разделся, бросая куда попало одежду, закутался в одеяло и тотчас же, без всяких мыслей, крепко-крепко заснул.

VII

Уже целых полчаса смотрел из-за ширмы Коробьин на одно и то же сероватое пространство обоев с краешком большого гарусного пейзажа, и ничего не мог понять: какой странный, скучный, пасмурный колорит. Даже ярко-зеленый гарус пейзажа как будто выцвел, посерел и уже не кричал благим матом, как прежде, из-за стекла. Не хотелось спать, но не хотелось и вылезать из-под одеяла. За плотно закрытыми окнами не слышалось пения птиц, и хозяева, против обыкновения, были не в саду, а где-то в комнатах по соседству: доносились их шаги, осторожные голоса.

Что такое было вчера? Коробьин вспомнил не сразу, с некоторым трудом. Теплая лунная ночь, Сусанна, поцелуи... Еще полежал немного, надо вставать. Он всунул ноги в красные сафьяновые туфли и сделал два шага. За окнами стоял чернильно-серый петербургский день, а по запотевшим стеклам скользили струйки медленного, жиденького, северного дождя. С любопытством Коробьин распахнул половинку окна и сейчас же захлопнул, -- было не больше 8 градусов тепла. Анютин, Анютин, утопающий в солнце зеленый городок, дремотно-солнечный аромат сада, лениво блаженствующие люди, коровы и свиньи, -- где вы?..