-- Одевайтесь скорее, -- говорила она, таинственно и чуть-чуть застенчиво улыбаясь, -- пойдемте гулять в Железный Лог. Я вас подожду на террасе. Вы не сердитесь, что я вас разбудила.
Он не сердился, но был очень удивлен. "Что это за железный лог, в который ходят гулять в пять часов утра?" -- думал он, одеваясь.
Утро было чудесное, необычайно душистое, и оно напомнило Коробьину его въезд в Анютин неделю тому назад. Тогда это еще был чужой, непонятный зеленый городок, теперь -- уже какое-то собственное поместье, в котором он чувствовал себя, как рыба в воде. Почему же однако не показывалась эти дни Сусанна Михайловна, и что значит этот ранний визит? Вдруг стало весело, интересно. Он надушил платок, надел на затылок шляпу и вышел.
Она тотчас же встала и направилась к калитке.
Городок спал, даже коров нигде не было видно, и только по всем дворам пели петухи.
-- Где вы все время пропадали? -- спросил Сусанну Михайловну Коробьин.
-- Сидела дома.
-- Были нездоровы?
-- Нет.
-- Заняты?
-- Нет.
-- Сердились?
Она подняла на него свои спокойные зеленоватые глаза и ответила вопросом на вопрос:
-- На кого?
-- Может быть, на доктора Ильина, -- неожиданно для себя ответил он.
На одно мгновение ее глаза впились в него вплотную, настойчиво, жестоко, как печать, и она сказала почти сердито:
-- Откуда вам это известно?
-- Представьте себе, я это совсем по вдохновению сказал.
Она поверила и успокоилась сразу, и опять, как тогда, в разговоре об инженере, стала откровенна.
-- Вы, действительно, угадали, -- медленно говорила она, -- я узнала, что он пьет, и спасалась дома от его преследований. Пьяный он безгранично дерзок, ищет и ловит меня на улице, и один раз уже был страшный скандал. Отец даже жаловался на него в Петербург. Этого, конечно, не следовало делать...
-- И вы сидели в плену?
-- Да. И только сегодня решила прогуляться, когда добрые люди спят. Вас разбудила не я, а доктор Ильин.
Шли в противоположную сторону от Дворянской, поворачивали из улицы в улицу, шагали по каким-то мостикам и дощечкам, и, наконец, миновали железнодорожное полотно, вступили в ущелье из двух красноватых обрывистых берегов. Это и были когда-то берега изменившей свое русло быстрой реки и назывались они теперь "Железным Логом". Стало сыро и холодновато. Под ногами зазвенели осколки железной руды, круглые, продолговатые, похожие на заржавленные утюги с ручками, на подсвечники, на какие-то причудливые браслеты. Ущелье постепенно расширялось, и через срезанный край одного из берегов вдруг брызнули совсем золотые длинные солнечные лучи. Зажглись наверху в траве сияющие изумрудные огоньки, осветились уютненькие терраски, пещерки, вкусно надломленные горизонтальные слои глины и железного грунта, напоминающие собою желто-красную "союзную" пастилу. Сусанна Михайловна подобрала платье и побежала. Коробьин за ней. Она оборачивалась к нему, и он видел ее совсем новое, доброе, детски улыбающееся лицо с зубками ласковой, расшалившейся лисички.
-- Догоните меня, -- говорила она.
Он догнал и невольно задержал ее, охватив выше, локтей ее твердые почти голенькие руки, а она также невольно подняла лицо, и он стал рассматривать близко-близко очаровательные темно-зеленые точечки в ее серых глазах.
-- Недурственно! -- раздался откуда-то сверху, точно с неба, размеренный авторитетный бас.
Сусанна Михайловна испуганно метнулась в сторону и чуть не упала. На самом краю обрыва в коротенькой, словно подстриженной ежиком траве, свесив вниз ноги, сидел без шапки всклокоченный, бледный мужчина в испачканном землей пиджачке, в задравшихся почти до колен брюках и язвительно улыбался. Рядом с ним, тоже на самом краю, виднелась четвертная водочная бутыль.
-- Стыдно, стыдно, доктор! -- со слезами, с мучительным гневом крикнула Сусанна Михайловна и быстро пошла назад.
-- Не ваше дело! -- вдруг каким-то звериным голосом заорал сверху человек и быстро начал карабкаться руками, чтобы встать.
-- К чертовой матери! -- еще раз тем же звериным голосом крикнул он.
Коробьин устремился за Сусанной Михайловной, бежавшей все быстрее и быстрее, и наконец догнал ее в узеньком ущелье лога. Он дружески взял ее под руку и почувствовал, как дрожат ее плечи.
-- Какой ужас, какой ужас! -- твердила она, не поворачивая к нему головы, точно стыдясь случившегося и не решаясь взглянуть ему в лицо.
-- Совершенные пустяки, забудьте думать об этом, -- успокаивал ее Коробьин.