Петербургский дневник

Из министерства снова отправился на Васильевский остров, на этот раз в поиски за своим затерявшимся двоюродным братцем. В Морской кадетский корпус (на Николаевской набережной) приехал около трех часов, когда у кадет только что окончились занятия. Прежде чем нашел, кого искал, пришлось немало поковылять по огромному зданию. На вопрос: в какой роте учится кадет Воскресенский, я, конечно, ничего не мог ответить, кроме того, что он поступил в прошлом году. Наконец после изрядных скитаний я наткнулся в коридоре на кучку кадет и обратился к ближайшему из них, не знает ли он кадета Аполлинария Воскресенского.

– Да, это мой товарищ.

– Так нельзя ли мне его увидеть?

– Хорошо, я Вам его сейчас пришлю.

Через полминуты вышел ко мне молодцеватый кадет, прекрасно сложенный, высокого роста, с красивым лицом и необыкновенно мягким взглядом своих кротких и умных глаз. Я ожидал встретить мальчика, а видел перед собой юношу, которому можно было дать лет 17–18.

– Вы Аполлинарий Воскресенский?

– Да, – ответил он, – глядя на меня с некоторым недоумением.

– А я – Ваш двоюродный брат (я назвал свое имя), о котором Вы, вероятно, никогда и не слыхали.

На лице моего юного собеседника я прочел еще большее изумление.

– Ну, давайте же познакомимся…, – сказал я, протягивая ему руку, и мы облобызались родственным поцелуем.

Тут я рассказал ему вкоротке, откуда я, как попал в Петербург и как разыскал его. Он выразил свою радость и благодарил меня за то, что я разыскал его. Но разговаривать долго нам не пришлось. Раздался звонок, созывавший кадет не то к обеду, не то к каким упражнениям. Я успел только записать имя и адрес его бабушки, к которой обещал придти в субботу или в воскресенье: тогда собирался быть у ней и Аполлинарий, так как их по праздникам отпускают к родственникам.

Вечером отправился к графу Олсуфьеву, на обед по случаю дня рождения Юрия. К обеду собралось довольно много родственников графа, преимущественно Мейендорфы, также австрийский генерал Клепш, о котором я писал еще из Буйцев. Что обед (за столом было 18 чел<овек>) был на славу, конечно, и говорить нечего.

Я забыл упомянуть, что еще до обеда я вместе с Делормом отправился рыскать по Петербургу в поисках за более дешевой квартирой, так как решил остаться в Петербурге до окончательного решения вопроса в министерстве. Хотя граф и советовал мне немедленно ехать в Париж, но на подобный рискованный шаг я не решился. Нетрудно уехать, но как придется возвращаться, если из министерства ничего не выйдет, а свои средства истощатся. Поэтому решил ожидать в Петербурге решения вопроса о командировке, тем более время здесь будет для меня непотерянное. Позаймусь в Имп<ераторской> Публичной библиотеке, а между делом буду работать для журналов, с которыми завязал знакомство. После долгих скитаний по улицам и лазаний по этажам я наконец нашел подходящую комнату на Казанской улице недалеко от Публичной библиотеки, по очень сходной цене (20 руб<лей>) и оставил задаток, собираясь назавтра переселиться на новоселье.

28 октября, воскресенье . Утром собрался переезжать на новую квартиру, спросил счет, ожидая, что меня заставят расплатиться посуточно по полтора рубля, как и говорил управляющий, когда я приехал сюда. К моему крайнему изумлению, последний мне категорически заявил, что я должен уплатить 30 рублей, за месяц. Я, разумеется, заявил, что я желаю очистить его комнату и расплатиться посуточно, за три дня. На это я получил в ответ, что я подписал условие на месяц и, следовательно, должен уплатить за месяц, а там уж мое дело, хочу ли я оставаться или уезжать. Тут только я вспомнил, что в первый же день по приезде управляющий спросил мой паспорт и принес с собою квартирную книгу, в которую и попросил меня «вписать» свое имя, что я и сделал без всяких рассуждений, вовсе не подозревая, что меня заставили не просто «вписать» мое имя, а подписаться под условием, в котором действительно значилось, что я нанял комнату на месяц, как я и убедился собственными глазами в принесенной управляющим книге. Разумеется, что мне ничего другого не оставалось, как сказать в ответ, что, к сожалению, я привык считать людей порядочными, пока они не докажут противного, и… уплатить 30 рублей, не дожидаясь, пока меня обяжет к этому мировой судья. Так неудачно окончилась моя попытка съэкономить относительно квартиры. Вместо «экономии» пришлось еще потерять три рубля задатку и… покориться своей судьбе, обрекшей меня на пребывание на Невском. Право же, после двух-трех подобных «опытов» поневоле придешь к заключению, что правило – считать всякого человека порядочным, пока он не докажет противное, – пожалуй, не мешает заменить противоположным…