Петербургский дневник

18 ноября 1895 . Не знаю, любезнейший А<лександр> А<лександрович>, моя ли рассеянность тому виной, Ваша ли ошибка, только дело в том, что письмо Ваше от 14 ноября я получил только сегодня вечером, и уже через адресный стол вследствие того, что адрес значится: Невский, № 76 вместо 79. Большое Вам спасибо за Ваши хлопоты по наведению справок относительно вытягивающего из меня душу дела… Но я Вам должен рассказать мои сегодняшние «недоразумения». Не получая от Вас никакого ответа, я уж решил, что либо мое, либо Ваше письмо пропало. Думаю, схожу еще в третий раз справлюсь в Министерстве, получены ли бумаги, и если нет, то катну Вам телеграмму. Являюсь в Министерство, прошу дежурного чиновника сделать справку, через несколько минут получаю ответ: «Нет, такой бумаги в Министерство не поступало». Тут уж я окончательно схватился за волосы и побежал на телеграф, катнул Вам телеграмму, которую Вы, вероятно, уже получили, когда я пишу это письмо. Возвращаюсь, повеся нос, «домой» – от телеграфной станции до моей кв<артиры> десятка три шагов. Только что пришел, швейцар подает мне Вашу телеграмму: «Выслано 7 ноября 1895 г.». Бросаюсь немедленно на телеграф, чтобы задержать свою телеграмму или заменить слова другими. Прихожу, говорят: «Только что отправлена…». Махнул рукой и поплелся опять «домой». Едва успел стащить с себя шубу, тот же швейцар стучит ко мне в дверь: письмо. Ваше письмо от 14-го, с двумя наклейками, на которых значится, что «по Невскому, № 76 Павел Ардашев не находится»… Теперь новая загадка мне задана Вашей телеграммой, или точнее столкновением между Вашей телеграммой и полученной мною сегодня справкой в Министерстве. Если я правильно понимаю телеграмму, то «выслано 7 ноября» ходатайство Университета из Округа в Министерство, то решительно недоумеваю, как мне понять полученную мною в Министерстве справку… Нельзя же предполагать, чтобы пакет, отправленный из Москвы 7-го, не был получен в Петербурге до сего дня?.. Жаль, что завтра воскресенье (значит есть в Петербурге хотя один обыватель, «жалеющий», что завтра воскресенье…), и что придется ждать до понедельника разъяснения этой загадки.

Я уж, кажется, писал Вам, что «живу» больше в Пуб<личной> биб<лиотеке>, чем «дома», и вообще веду затворническую жизнь, так как совсем не расположен ни к какого рода «развлечениям». Отступление от этого образа жизни было сделано всего один раз, когда мне несколько неожиданно для меня самого случилось попасть на один литературный юбилей, где все «веселились довольно», и я не без греха…

2 декабря 1895 . Сегодня я рассчитывал было получить от Вас, любезнейший А<лександр> А<лександрович>, ответ на свое письмо, отправленное 29 ноября, но пока не получил, а полученное мною открытое письмо Ваше от 28 (после отправки моего последнего письма), в котором Вы жалуетесь на мою неаккуратность как корреспондента, наводит меня на предположение, что отправленною мною незадолго перед тем письмо с приложением братова письма (с просьбой переслать его в Биляр), Вами не получено, что очень жаль (если только мое предположение верно). Иначе я никак не могу объяснить Вашу жалобу, так как решительно ни одного Вашего письма не оставил без ответа и в общей сумме мною отправлено даже более писем (считая в том числе и открытые), чем получено. Вы знаете, что с своей стороны я никогда письмами не считаюсь и если бываю «в ударе», то рискую скорее надоесть своими письмами, чем получить упрек в неаккуратности. Но в настоящую пору, при настоящем кисло-выжидательном положении и соответствующем настроении, я решительно «не в ударе». «Перо вываливается из рук» мог бы сказать о себе, если бы только самое выражение не заключало в себе несообразности по отношению к моему писанью. И то правда, что и писать-то, в сущности, много не о чем, так как Вам уже известен мой образ жизни «на Невском». Единственное приключение, которое я имел здесь, это мой «кутеж» на одном литературном юбилее, из которого я, впрочем, кроме похмелья, почти ничего не вынес, если только не считать мимолетного лицезрения нескольких из литературных генералов (между прочим Короленко, Мамина-Сибиряка и др.). Быть может, я уж и писал Вам об этом, не помню. Третьего дня впервые заглянул в один из частных театров, главным образом потому, что игралась (в 19 раз в этом театре) «Власть тьмы», в которой, между прочим, имел удовольствие видеть на сцене тульских баб и девок, одетых в настоящие тульские поневы, которые впрочем не могли скрыть поддельности самых баб и девок, уж очень-то петербургские барыни в них сквозили. Зато дедушка Аким был бесподобен, и поддельности его нельзя было заметить при самом инквизиторском рассматривании.

Обратили ли Вы внимание на последнее петерб<ургское> наводнение: оно, оказывается, было третьим по силе в нынешнем столетии. Я впрочем его не видал и даже не слыхал пальбы с Петроп<авловской> кр<епости> – таким богатырским сном спал в ту ночь.