Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице

О Корнелиусе Шредере известно немного. Умер в 1733 году, а создателем «лабиринта фонтанов» в Летнем саду в отечественном искусствоведении принято считать архитектора М. Г. Земцова. Но вот известный современный петербургский исследователь Виктор Коренцвит утверждает, что это по меньшей мере не точно. «Земцов, – пишет Коренцвит, – приступил к строительству водомётов лишь спустя несколько лет после того, как К. Шредер устроил лабиринт». И действительно, в архиве сохранился замечательный документ: прошение, поданное К. Шредером в 1728 году, о прибавке жалованья. Из него узнаем любопытные сведения: «Работал я, ваше императорское величество, с 1711 года при Санкт-Питербурхском Летнем доме при огородных делах садовником и был в науке у садовых мастеров у Яна Розена и Яна Шульца, а в прошлом [1]718 году по данному мне чертежу от блаженной и вечнодостойной памяти его императорскаго величества Петра Великаго, который чертеж прислан был из Франции, сделал я, нижайший, без указывания мастеров сад при Летнем доме, что называется Второй, который и ныне видим».

Рассказ о первом садовом мастере Летнего сада, шведе по происхождению Корнелиусе Шредере, было бы справедливо закончить напоминанием о подарке шведского короля Карла XIV Николаю I «в знак доброй воли после многочисленных войн между Россией и Швецией». Это – знаменитая порфировая ваза, установленная в южной части Летнего сада. Ваза была выполнена на шведской Эльфдальской королевской мануфактуре, основанной в 1714–1716 годах в городе Эльфдале. Здесь всё пронизано и объединено символикой: и Швеция, и годы основания фабрики, совпавшие с годами Северной войны; и «знак доброй воли после многочисленных войн».

Нелишне напомнить читателю, что в XVIII веке, в значительной степени благодаря тому, о чём мы говорили выше, южная часть Летнего сада именовалась «Шведским садом». Хотя напоминание о шведах легко обнаружить и в противоположной, северной части сада. Это монументальная скульптурная композиция «Мир и Победа», исполненная венецианским скульптором Пьетро Бараттой и установленная в 1725 году перед фасадом Летнего дворца Петра I. Скульптура представляет собой аллегорическое изображение Ништадтского мира и символизирует победу России над Швецией. Это легко прочитывается. Для этого достаточно взглянуть на одну из женских фигур, попирающую ногой поверженного шведского льва.

Наводнение в Петербурге. 1824 г.

Кстати, одновременно Баратта в числе других скульптурных произведений, присланных в Петербург, выполнил для украшения Летнего сада ещё одну беломраморную статую. Она известна под названием «Мир» и представляет собой женскую фигуру, у ног которой распластан укрощённый символ Швеции – лев. По восшествии на престол Павел I повелел перенести её из Летнего сада в Павловский парк. Скульптура до сих пор украшает композицию так называемых «Больших кругов» – участка, распланированного архитектором Винченцо Бренной в непосредственной близости к Павловскому дворцу.

Между тем к середине XVIII века количество скульптур в Летнем саду приближалось к 250. Остается только сожалеть, что большинство из них погибло в результате разрушительных наводнений 1777 и 1824 годов. Сохранилось только 89 скульптур, среди которых наиболее известна так называемая «Нимфа Летнего сада» – беломраморная Флора, выполненная в начале XVIII века неизвестным итальянским скульптором. К 1735 году, когда в Петербург приехал Якоб Штелин, в Летнем саду было устроено более 30 фонтанов, хотя в предании, отрывок из которого мы привели, упоминается о 60. К сожалению, все фонтаны погибли во время наводнения 1777 года. Впоследствии их решили вообще не восстанавливать.

До сих пор в Летнем саду сохранилось и самое старое дерево, посаженное, как утверждают его работники, во времена Екатерины II, хотя, согласно местным легендам, его будто бы посадил сам Пётр I.

P. S.

Как музыка старых хроник,
Звучит именной словарь.
Дуга Дороги на Кронверк,
Зелейная магистраль.
Отсюда сквозь едкий запах
Пороховых дымов
Рубили окном на Запад
Стены своих домов.
И, обливаясь потом,
Крестили судьбу свою.
Чего это в тех болотах
Понадобилось царю?
А он, лишь глазами чиркнув,
Стряхнёт с треуголки пыль.
И ноги его, как циркуль,
И обликом, словно шпиль.
И ворот всегда распахнут
Навстречу зову дорог.
И ветром солёным пахнут
Ботфорты его сапог.
И Город, как он, над топью
От плоти царёвой плоть.
По образу и подобью.
Как научил Господь.

Глава V Топонимические

1