Если верить фольклору, Меншиковский дворец появился благодаря хитрости и изворотливости его владельца. Согласно одному из преданий, собираясь однажды уехать из Петербурга, Пётр поручил Меншикову начать строительство здания Двенадцати коллегий вдоль набережной Невы. Оно должно было стать как бы продолжением Кунсткамеры. А в награду Пётр разрешил своему любимому Данилычу использовать под собственный дворец всю землю, что останется к западу от Коллегий. Не особенно чистый на руку и хитроватый Меншиков рассудил, что если возвести длинное здание вдоль Невы, то царский подарок превратится в горсть никому не нужной землицы. И он решил выстроить здание Коллегий не вдоль набережной, а перпендикулярно к ней. Вернувшийся из поездки Пётр пришел в ярость. Таская Алексашку за шиворот вдоль всего здания, останавливался около каждой коллегии и бил его своей знаменитой дубинкой. Но сделать уже ничего не мог. А к западу от Коллегий вскоре и в самом деле вырос роскошный дворец с огромным садом и аллеей, протянувшейся вплоть до самого взморья. В будущем по трассе этой аллеи будет проложен Большой проспект Васильевского острова.
Но есть и другая характерная для того времени легенда. Однажды, когда Пётр, разгневанный на своего любимца, обвинённого во взяточничестве, заставил его заплатить 200 тысяч рублей штрафа, то вдруг из дворца Меншикова, как по мановению волшебной палочки, исчезло всё богатое убранство. Разгневанный государь потребовал объяснений. «Я принужден был, – отвечал Меншиков, – продать свои гобелены и штофы, чтобы хотя несколько удовлетворить казенные взыскания». – «Прощай, – сказал Пётр с гневом, – в первый твой приёмный день, если найду здесь такую же бедность, не соответствующую твоему званию, то заставлю тебя заплатить ещё двести тысяч рублей». Царь действительно зашел вскоре к Меншикову и нашел всё по-прежнему. Говорят, он долго любовался богатой мебелью и ушёл, не говоря ни слова о прошедшем. Впрочем, это не мешало петербуржцам думать о светлейшем по-своему. Рассказывали, как однажды на обеде у Меншикова все наперебой расхваливали обилие и достоинство подаваемых вин. «У Данилыча во всякое время найдется много вин, чтобы виноватым быть», – скаламбурил известный шут Ивашка Балакирев. Царский шут знал, что говорил. Его хозяин, император Пётр I, как утверждает фольклор, был так же уверен, что «простой палкой не научить уму-разуму его любимца» и специально для Меншикова держал под рукой обтёсанный и гладкий «от частого употребления» ствол молодой сосны в бархатном чехле.
Да и в семейной жизни Меншиков, если верить фольклору, оставался таким же лицемером и плутом. Несмотря на то что, находясь в отлучке, Меншиков каждый день «отправлял жене успокоительные письма», это «не препятствовало многочисленным и грубым нарушениям брачной верности». Говорят, бедная княгиня Меншикова от слёз потеряла зрение.
Надо признать, простой народ не отказывал царскому любимцу в своих симпатиях. Фольклор о нём пронизан некой снисходительной терпимостью к шалостям первого губернатора Петербурга и Ингерманландии. Хотя, вполне вероятно, что это связано более с именем Петра, благоволившего к своему Данилычу, чем с самим князем.
В 1727 году, вскоре после смерти его покровителя, Меншикова обвинили в измене и хищении государственных средств, сослали в Сибирь, где через два года он и скончался.
Посмертного фольклора о Меншикове будто бы нет. Если не считать того, что говорят об этом достаточно видном деятеле российской истории за границей. Так, на вопрос шведских студентов, обучающихся в русских вузах, кто такие меньшевики, можно услышать, что «меньшевики – это сторонники Александра Даниловича Меншикова».
Как мы уже знаем, в 1809 году Финляндия в статусе Великого княжества Финляндского была присоединена к России. 20 марта 1809 года Михаил Богданович Барклай-де-Толли произведен в генералы от инфантерии, а 29 мая императором Александром I он назначен главнокомандующим Финляндской армией и первым генерал-губернатором новоприобретённой Финляндии. Выбор Александра случайным не был. С Финляндией была связана практически вся военная карьера Барклая-де-Толли. В 1786 году его перевели в Финляндский егерский полк в звании поручика, а в апреле 1790 года получил назначение в Финляндскую армию, в рядах которой участвовал в Русско-шведской войне 1788–1790 годов.
Князь Михаил Богданович Барклай-де-Толли происходил из древнего шотландского рода. В XVII веке предки полководца, будучи ревностными сторонниками Стюартов, подвергаются преследованиям на родине и вынуждены эмигрировать в Лифляндию. Известно, что дед Барклая стал бургомистром Риги, а отец начинал воинскую службу поручиком русской армии. Самому Барклаю уже в детстве предсказывали славное будущее. Сохранилась легенда о том, как однажды родная тетка трёхлетнего Миши прогуливалась с ним по Петербургу в экипаже. Мальчик прижался к дверце кареты, которая неожиданно распахнулась. Барклай выпал.