Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице

В это время мимо проезжал граф Потёмкин. Он остановился, вышел из экипажа, поднял мальчика и, «найдя его совершенно невредимым», передал испуганной тётке, будто бы сказав при этом: «Этот ребенок будет великим мужем».

Было ли это проявлением обыкновенной учтивости или предвиденьем, сказать с определенностью невозможно, но в 1810 году Барклай-де-Толли занял должность военного министра. Кстати, министром он стал не в последнюю очередь благодаря заслугам на посту генерал-губернатора Финляндии. В июле 1812 года на него возложили обязанности главнокомандующего всеми действующими русскими армиями, противостоящими французскому нашествию. Однако план военных действий, предложенный Барклаем-де-Толли и состоявший в том, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг… и, истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший», не был понят. В Петербурге не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной, с точки зрения обывателя, «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Это привело к замене его на должности главнокомандующего М. И. Кутузовым.

В этом и состояла личная драма Барклая-де-Толли, фамильный девиз которого был «Верность и терпение». Хранимый судьбой на полях сражений, а известно, что в боях убили почти всех его адъютантов и пали пять лошадей под ним самим, он не смог уберечься от интриг, которые беспощадно его преследовали. Русское общество, потрясённое вторжением Наполеона в Россию, именно на него взвалило всю ответственность за отступление армии под натиском наполеоновских войск, а благодаря стараниям салонных остроумцев благородная шотландская фамилия Михаила Богдановича, представители которой с XVII века верой и правдой служили России, превратилась в оскорбительное прозвище: «Болтай-да-и-только».

Однако, как мы знаем, история по достоинству оценила личный вклад Барклая-де-Толли в разгром Наполеона. В 1837 году, к 20-летнему юбилею изгнания французской армии из России, в центре Петербурга, на площади перед Казанским собором, одновременно с памятником Кутузову установлен монумент генерал-фельдмаршалу Барклаю-де-Толли. Но ещё более важно, что к тому времени изменилось и отношение петербургского общества к полководцу. Неслучайно, посетив однажды мастерскую скульптора Орловского, работавшего над памятниками великим полководцам Отечественной войны, Пушкин, глядя на почти готовые скульптуры, воскликнул: «Се зачинатель Барклай, а се завершитель Кутузов».

* * *

С 1823 по 1831 год генерал-губернатором Финляндии стал генерал-лейтенант Арсений Андреевич Закревский, известный в фольклоре по прозвищу «Чурбан-паша». О нём современники говорили: «Закревский был тип какого-то азиатского хана». Его самодурству и властолюбию не было предела. Сохранился анекдот о временах, когда Закревский служил московским генерал-губернатором. Николай I спросил у вернувшегося из Москвы Александра Сергеевича Меншикова: «Ну, что там святая Москва?». – «Не только святая, Ваше Императорское величество, – ответил остроумный Меншиков, – но с некоторых пор и великомученица».

Не меньшей «славой» пользовалась и супруга Закревского Аграфена Фёдоровна, одна из наиболее ярких «светских львиц» пушкинского Петербурга – дочь графа Фёдора Андреевича Толстого, двоюродная сестра известного скульптора и живописца Фёдора Петровича Толстого. Её экстравагантной красотой и бурным темпераментом восхищалась буквально вся «золотая молодежь». Ею были увлечены и ей посвящали стихи лучшие поэты того времени, в том числе Пушкин и Баратынский. Однако, по авторитетному мнению Ю. М. Лотмана, эта «дерзкая и неистовая вакханка» в «своём жизненном поведении ориентировалась на созданный художниками её образ». Может быть, это и так. Но для большинства тех, кто её знал, и даже тех, кто о ней был просто наслышан, именно Аграфена Закревская, по утверждению того же Лотмана, – «идеал романтической женщины, поставившей себя вне условностей поведения и вне морали».

А. Ф. Закревская

А. А. Закревский

Надо признаться, характеристика Закревской, данная Юрием Михайловичем Лотманом, отличается излишней интеллигентской мягкостью и избыточной сдержанностью. На самом деле, выражение «вне условностей и вне морали» требует некоторой расшифровки. Вот что пишет о скандальном поведении нашей героини в своём дневнике небезызвестный шеф жандармов Л. В. Дубельт: «У графини Закревской без ведома графа даются вечера, и вот как: мать и дочь приглашают к себе несколько дам и столько же кавалеров, запирают комнату, тушат свечи, и в потёмках, которая из этих барынь достанется которому из молодых баринов, с тою он имеет дело».