Читаем Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице полностью

С началом постоянной эксплуатации Финляндской железной дороги петербургские финны селились преимущественно вблизи Финляндского вокзала. Здесь открывались финские хлебные и овощные лавки, столовые и мастерские, финские частные лечебницы и клиники. Здесь больше говорили по-фински, чем по-русски. Район Финляндского вокзала в старом Петербурге называли «Маленькая Финляндия».

В разное время многие улицы Выборгской стороны именовались не только по городам Великого княжества Финляндского, но и в честь самой Финляндии, и в честь финнов – жителей Северной столицы. Об этом до сих пор напоминает Финляндский проспект. Впервые проспект как магистраль на карте Петербурга появился в 1821 году и назывался Новой улицей. Затем улицу переименовали в Ново-Сампсониевский проспект, в отличие от Большого Сампсониевского проспекта, от которого он отходил. Финляндским проспектом он стал в 1875 году. О финнах напоминает и Финский переулок, хотя и назван, как это утверждают справочники, не в честь финнов, а по Финляндскому вокзалу. Он действительно был проложен и назван Финским в 1871 году, через год после введения в эксплуатацию самого вокзала. Напомним читателям, что первоначально главный фасад вокзала находился в створе этого переулка.

Финны старательно, а порой и демонстративно подчеркивали свою самостоятельность, независимость и автономность. Даже Петербург они называли по-своему, аналогом русского «Питер» – «Пиетари». Но отношение к Петербургу оставалось постоянно уважительным: «Если хочешь носить гордое звание подмастерья, ты должен жить в Петербурге» и «Если хочешь знать Петербург, узнай местных финнов!» – говорили финны.

Авторитет трудолюбивых и добросовестных финских крестьян в Петербурге был настолько высоким, что среди русских молочниц сложилась языковая традиция произносить «молоко», «масло», «сливки» с подчеркнуто финским акцентом. Это должно было продемонстрировать высокое качество своего товара. Широко распространённый в Петербурге XIX века образ девушки-молочницы с Охты запечатлен Пушкиным в «Евгении Онегине»:

С кувшином охтенка спешит,Под ней снег утренний хрустит.

В юбилейные дни 2003 года на Охте установили памятник «Охтенке-молочнице». Скульптуру девушки с кувшином исполнили скульпторы В. Свешников и Я. Нейман.

Кроме молока, финские крестьяне снабжали постоянно растущее население столицы и другими продуктами как животноводства, так и земледелия. Постепенно сложился так называемый «финский пояс Петербурга», обитатели которого, или «пригородные чухны», как их называли в обиходной речи, долгое время довольно успешно справлялись с этой задачей. Как не вспомнить слово «феноменальный» в значении «исключительный по свойствам и качествам», превращённое современными остроумцами в «финноменальный». Феноменальным по качеству считалось, например, финское масло, которое иначе как «чухонским» в повседневном быту не называли.


Охтенка-молочница


Заметный след оставили финны и в других широко распространённых промыслах. Некоторые профессии в дореволюционном Петербурге считались исключительно финскими. Так, большинство мастеров в знаменитой ювелирной мастерской Карла Фаберже происходили из финнов. Говорят, финских ювелиров в Петербурге было больше, чем в самой Финляндии. Учителем Карла Фаберже стал финн Петер-Хискиас Пендин, а сын Карла Евгений учился у финских мастеров С. Зайденберга и Ю. Оллилла в Хельсинки.

С Финляндией оказалась связанной жизнь другого сына Карла Фаберже – Агафона, наиболее талантливого и известного продолжателя дела своего отца. В начале XX века Агафон вместе с отцом и братом руководил делами фирмы. К тому времени он был одним из самых авторитетных ювелиров в России и служил экспертом Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца в статусе оценщика Его Императорского Величества. После революции Агафона назначили уполномоченным Гохрана. Однако в 1927 году вместе с женой он перешёл границу с Финляндией по льду Финского залива. Скончался Агафон в Хельсинки и там же на православном кладбище похоронен.


А. К. Фаберже


Дачу Агафона в пригородном посёлке Левашово, которую Карл Фаберже подарил сыну, современники называли «Малым Эрмитажем». Её украшала антикварная мебель, старинные ковры, гобелены, скульптура, живопись. Кстати, по Петербургу ходили слухи, будто Агафон обокрал фирму. Слухи поддерживались даже его отцом, с которым Агафон длительное время был в ссоре. Слухи не подтвердились. Вором оказался другой человек. Но, как говорится, осадок остался.

После революции, не без помощи сотрудников ЧК, по городу распространялись легенды, будто бы Агафон вывез за границу «мешок, набитый царскими бриллиантами». Слухи о кладе, якобы зарытом на даче, большевикам не давали покоя. Летом 1919 года дачу разгромили сами чекисты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всё о Санкт-Петербурге

Улица Марата и окрестности
Улица Марата и окрестности

Предлагаемое издание является новым доработанным вариантом выходившей ранее книги Дмитрия Шериха «По улице Марата». Автор проштудировал сотни источников, десятки мемуарных сочинений, бесчисленные статьи в журналах и газетах и по крупицам собрал ценную информацию об улице. В книге занимательно рассказано о богатом и интересном прошлом улицы. Вы пройдетесь по улице Марата из начала в конец и узнаете обо всех стоящих на ней домах и их известных жителях.Несмотря на колоссальный исследовательский труд, автор писал книгу для самого широкого круга читателей и не стал перегружать ее разного рода уточнениями, пояснениями и ссылками на источники, и именно поэтому читается она удивительно легко.

Дмитрий Юрьевич Шерих

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии