Петербургский пленник

— Что ты пристал к человеку, Петр Петрович, — скривился губернатор. — Он нам так душу приподнял своими песнями, а ты в его душу лезешь. Бастардов, если хочешь знать, в истории России полным-полно. По Карамзину и князь Владимир, который Русь крестил, был бастард! Нет, надо все-таки позвать Вас к себе на обед, господин Лазарев, и там подробно поговорить. Ты как думаешь, Лиза?

— Что мне думать? Думай не думай, а у нас что ты себе в голову вобьешь, то и будет. Впрочем, будем рады с Вами еще раз увидеться.

— Я тоже приглашаю Вас, господин Лазарев, и вашу труппу на концерт, — извинительным тоном сказал Войеков, — который состоится 1 января нового года в дворянском собрании. Вы сможете там исполнить две-три самые приличные песни из вашего репертуара.

«Вот радость-то, за бесценок потерять целый вечер…» — подумал Дмитрий Николаевич, но сказал с улыбкой:

— Непременно порадуем московских дворян.

— А к нам пожалуйте 2 января, к 3 часам дня, — сказал Тучков. — Мы в Москве обедаем рано.

После перерыва они исполнили еще сердцещипательные песни («Жил-был я», «Белая акация», «Берега») и веселые («Песня о студенте», «Опальный королевский стрелок», «Песня об извозчике Ереме»).

— А сейчас, — объявил Митя почти в конце, — прозвучит гимн Чистым прудам, конечно же вашим, московским.

Пел прекрасным тенором Алексей в сопровождении скрипок и фортепьяно, а в нужные моменты Борис Шишкин брал в руки аккордеон. В конце песни тенор Алексея был заменен Митиным баритоном:

— У каждого из нас на свете есть места
Что нам за далью лет все ближе и дороже
Там дышится легко, там мира чистота
Нас делает на миг счастливей и моложе…

Зрительный зал впал от этой песни в оцепенение — подобное, вероятно, оцепенению обезьян при звуках голоса и под взглядом удава Каа, а аккордеон вообще их восхитил необыкновенно. Им долго-долго аплодировали, с галерки раздавались крики. Но вот «мсье Персонн» поднял руку, призывая к тишине, и сказал:

— Наш концерт подошел к концу. Но я вдруг вспомнил, что обещал вам в его начале и народные песни, до которых дело не дошло. Поэтому считаю своим долгом одну такую песню исполнить и именно так, как ее поют крестьяне, то есть без музыки.

Он встал в нужное место, подозвал Алексея и хор (из оркестрантов) и начал со всей возможной проникновенностью:

— Выйду я на поле с конем
Ночкой темной тихо пойдем…

Сильный высокий тенор Алексея перехватил песню на словах:

— Сяду я верхом на коня
Ты неси по полю меня…

Тут же подключился хор:

— По бескрайнему полю моему
По бескрайнему полю моему!

И последний куплет снова перехватил один Дмитрий:

— Будет добрым год-хлебороб
Было всяко, всяко пройдет
Пой златая рожь, пой кудрявый лен!
Пой о том, как я в Россию влюблен…

После окончания песни зал некоторое время молчал, но потом овации пошли за овациями.

«Век другой, люди часто напыщенные, но и у них сердца не каменные, у многих натурально текут слезы!» — уважительно отметил Лазарев. «Можно их убеждать, можно. А эти: к топору! К топору, мать их ети! Как этих-то убедить?»

Глава восемнадцатая, в которой говорится о недосказанном

Возвращение в Петербург труппа отметила как самое радостное событие и в своем родном ресторане. В центр их стола села его хозяйка, Екатерина Александровна, оживленная едва ли не более любого из артистов.

— Боже, как здесь без вас было пусто! — исторгались чувства из ее груди. — И гости и каждый служащий ползали по ресторану как мухи! Ну как, как вас там встречали? В том, что вы произвели фурор, я не сомневаюсь, но подробности готова слушать любые…

— Устали мы сильно, Екатерина Александровна, — выразил Дмитрий Николаевич общее мнение. — И замерзли сверх всякой меры в этом железнодорожном гробу! Министр путей сообщения что, ни разу в своем детище зимой не проехал? Уж я бы его покатал по дороге взад-вперед с месяцок!

— Я в поезде ездила только в Царское Село, — призналась Галченкова. — И то летом. Так-то быстро и плавно…

— Ха-ха-ха! — развеселились актеры. — Быстро и плавно! Трясет немилосердно и так 22 часа подряд! В щели дует, мороз щиплет. Готовы куда угодно залезть, чтоб согреться…

— Меня Алешка всю истискал на обратной дороге, — призналась Варенька. — А я только рада была, разогрел все-таки…

— Изменщица… — бросила небрежно фразу Поленька. — Я вот Дмитрию Николаичу ноги под бочок подсунула и всю дорогу тепло было.

— Ты змея известная, — не осталась в долгу Варя. — Первой самое уютное место захапаешь.

— Будя! — веско осадил их Дмитрий. — Пора забыть эту поездку как кошмарный сон.