Петербургский пленник

На улице он впервые осмотрелся более внятно и увидел на нескольких баннерах над проезжей частью портреты Маккейна, а на фасаде небоскреба — портрет Обамы. «Это что же, я в 2008 год попал?» — предположил Лазарев и не ошибся: в газете «The Tennessean» он увидел дату выпуска — 2 июня 2008 г. «Значит, там, в Красноярске, мне всего 30 лет, я сейчас плыву по Енисею в пос. Бор, откуда нас вертолетом забросят в исток Кутукаса — и мы поплывем на резиновых лодках вниз, описывая обнажения обрывистых берегов. Веселое было время, беззаботное…» А здесь что будет?

В это время его желудок обиженно пробулькнул: мол, ты что, хренов хозяин тела, так и будешь над своими внутренностями издеваться? Корми давай, пои, а потом уж химерами своими можешь заняться… Что ж, деньги есть, можно и поесть. Но лучше не в центре, зачем вдвое переплачивать…

Он петлял по городу уже с полчаса и никак не мог сделать выбор пункта питания: итальянская пиццерия не привлекла, от японского суши-бара шарахнулся, «Макдональдс» — полное фуфло, какой-то КФЛ совсем не знаю… Вдруг рядом с придорожным мотелем он увидел странную вывеску «Borsch», пару секунд вникал в нее и, наконец, просиял: так это ж «Борщ»! Украинская кухня?

Так оно и оказалось. И владела этой забегаловкой именно украинская семья, правда, видимо неполная: мать в качестве повара и дочь лет двадцати — подавальщица. Обе статные, полногрудые, кареглазые и шустрые. Все это Дмитрий Николаевич сообразил сам, через наблюдение, но получил подтверждение и от некоего громоздкого словоохотливого посетителя харчевни, который всякий раз как девушка проносила мимо кушанья, говорил: — Галю, до чього ты хороша!

Борщ оказался тем самым, настоящим: густым, ароматным, щедро заправленным сметаной и паприкой. И порции были щедрыми и хлеба подали вволю да черного! Тут и второго блюда никакого уже не надо… Но при виде горки пельменей с той же сметаной аппетит нашел скрытые резервы и помог справиться и с ней. Натурально отдуваясь, Митя откинулся на спинку дивана и посмотрел одобрительно на проходящую мимо Галю.

— А Вы, дядьку, не из наших будете? — спросила его вдруг Галя по-русски.

— Да, Галенька, из наших, — сказал Митя тоже по-русски, вовсе не желавший до того себя раскрывать.

— У Вас в глазах такой огонек светился, когда наш борщ ели, — ответила Галя на его невысказанный вопрос. — Вы тут проездом или поживете?

— Я уже поселился в другой части города, — сказал Лазарев, не желая Гале и ее маме проблем. — Здесь оказался случайно, но теперь буду заходить иногда пообедать: очень уж вкусно вы готовите…

— Мама в Полтаве поваром была, в ресторане. Ей американца по переписке сосватали, она и приехала сюда, со мной вместе. Мне тогда десять лет было. А потом она от американца ушла, а дядька Твердохлеб, владелец мотеля, ей позволил рядом харчевню эту открыть. Вот здесь и кукуем.

— Я уже заметил, что Нэшвилл — это настоящий интернационал, — сказал вежливо Лазарев. — Ты же в него вписалась?

— Не очень-то. Они все меня пугают: и негры и мексиканцы, да и белые америкосы на наших ребят не похожи. Так что я мечтаю обратно в Украйну уехать…

— Ну, если родня там осталась, чего ж не поехать…

— В том и беда, что близких уже никого нет: кто умер, кто уехал тоже…

— Значит, дорогая панна, надо здесь вить свое гнездо. Ведь украинцев, да и русских в Америке сейчас много…

— К нам заходят иногда, но тут же уезжают. Вот как Вы: встанете сейчас, скажете до свиданья и исчезнете…

— Вот уж нет. Если я говорю до свиданья, значит, оно непременно состоится. И вовсе не из вежливости, а потому что здесь для меня теперь будут три магнита: ты, Галя, твоя мама и ваш волшебный борщ.

Лазарев завершил этот панегирик легким поклоном, улыбнулся девушке и пошел на выход.

Спустя час он отыскал, наконец, в Нэшвилле «блошиный рынок» и когда его покинул, то был уже одет вполне прилично, а в кармане его лежал мобильник — и все удовольствие меньше чем за 100 долларов. Теперь следовало найти интернет-кафе и поискать «жучков», занимающихся изготовлением поддельных документов — в частности, автомобильных прав…

Поздним вечером такие права он получил в обмен на 800 баксов (на имя Дмитри Перкинса), забрал еще пакет из камеры хранения — и пошел с полным правом устраиваться на ночлег в заранее подобранный отель на северной окраине Нэшвилла, близ парка развлечений. К чести украинок съеденный им обед был настолько калориен, что никаких голодных сцен его желудок на ночь не устраивал. Митя же перед сном открыл большую цветную «Книгу любви» Роберта Ли Кемпа, купленную по дороге в книжном магазине, и стал внимательно ее штудировать, делая выписки в толстую тетрадь.

Глава третья, в которой герой готовится стать астрологом

— Что там за Роберт Ли Кемп? — спросит все же читатель, хоть и попривыкший к кренделям Мити Лазарева. — Неужели нарисовал американский вариант Камасутры?