— Мэтью, куда мы идем? — спросила тихонько Дженни.
— В один из самых длинных квершлагов, который пробит нами почти до берега Маллерин-Крик. Дождемся по часам ночи, немного продлим квешлаг (в его забое есть кайлы и лопаты) и выберемся наружу там, где нас никто не ожидает. Потом спустимся к реке, свяжем плоты и спустимся по ней до Камберленда. А там всякими правдами и неправдами будем пробираться к Нэшвиллу…
Первый этап Митиного плана осуществился без помех: беглецы дождались ночи, аккуратно дорылись (метров пять) до берегового обрывчика и стали выбираться наружу. Первым выпрыгнул с винтовкой капрал Уилкс и пропал без вести.
— Странно, — сказал Митя. — Он должен был нас позвать… Давай ты, Томми.
Томми вылез наружу и тоже исчез. Но вот раздался его приглушенный голос:
— Выходите…
Митя вышел третьим и тотчас попал в тиски из вражеских рук, которые зажали ему рот и полностью лишили возможности двигаться. Вскоре он был связан и снабжен кляпом. В слабом свете луны он мог только бессильно наблюдать, как его бойцов валят и вяжут проклятые янки… Вдруг его глаза, привыкшие к лунному освещению, выхватили знакомую личность: точно, неподалеку приплясывал от восхищения мистер Харрисон — тот самый фермер, у которого он купил участок месторождения. Он сразу вспомнил, что тот много канючил по поводу столь неудачной для него сделки, а потом напросился в проходчики. Не хотел ведь Митя его брать (и противный и слабак), да засовестился: пусть мужик немного подзаработает. А теперь этот Харрисон узнал каким-то образом, где они будут выходить из штольни…
«Впрочем, почему каким-то? Он же как раз и был в составе бригады, что рыла этот квершлаг. Мать-перемать! Знать бы, где поскользнусь, соломки бы подстелил!»
Через час захват в плен всего боевого экипажа бронепоезда «Нэшвилл» закончился. Их вновь построили, вынули не нужные больше кляпы и повели к Гордонсвиллу.
Утром Лазарева привели к дому мэра, где расположился штаб полка северян, и ввели внутрь. В самой большой комнате сидело несколько офицеров, в том числе (Митя уже научился понимать знаки различия у военнослужащих обеих армий) полковник (с орлом на погонах) и бригадный генерал (с одной звездой). Генерал, средних лет мужчина с благообразной внешностью («Кого он мне напоминает? — внутренне напрягся Митя. — Слегка бородатого Смоктуновского?!») встал со стула, одернул синий мундир и представился:
— Бригадный генерал Джон Турчин, дивизия Митчелла.
И вопросительно посмотрел на Митю.
— Капитан Мэтью Лазарефф, — сказал Дмитрий Николаевич, одетый в серую униформу войск КША.
— Вы русский? — воскликнул генерал по-русски.
— Да, родом из Аляски, — разом оживил свою легенду Митя на русском языке. — А Вы какими судьбами здесь?
— Долго рассказывать… Дмитрий?
— Дмитрий Михайлович Лазарев.
— А я Иван Васильевич Турчанинов, бывший полковник русской службы.
И генерал обратился к своим офицерам по-английски:
— Это мой соотечественник, джентльмены.
— Это мы поняли, сэр, — жестко сказал полковник. — Но из показаний пленных мы знаем, что именно он был командиром этого чортова бронепоезда. Сколько солдат и офицеров он нам перебил!
— На войне как на войне, — отрезал Турчанинов. — Он теперь военнопленный. Для него война уже кончилась.
Глава двадцать вторая, в которой герой так и не сумел покинуть Америку
— Боже мой, как приятно встретить на другом конце земли соотечественника, поговорить на родном языке, к тому же без скидки на разницу в культурных уровнях! — говорил через два часа Мите генерал Турчанинов, расплываясь в улыбке. — С Наденькой и с Алешей Смирновым я тоже, конечно, разговариваю по-русски, но с Вами, человеком хорошо образованным, я буквально отдыхаю душой.
В этот раз их беседа проходила в другом доме Гордонсвилла (к тому времени часть домов поселка опустела), который мэр предоставил для генерала и его жены, Надежды Дмитриевны. Надин (таковым стало ее американское имя), миловидная, с типично русской внешностью женщина лет под тридцать, сидела здесь же в кампании с Дженнифер и, тихонько переговариваясь с ней, прислушивалась к речам мужа и его гостя. Дмитрий Николаевич, глядя на чету Турчаниновых, начал ощущать, как жуткое чувство катастрофы потихоньку покидает его душу.
Меж тем Иван Васильевич вдался в подробности своей жизни (многие люди очень любят беседы о себе любимом!) и тут выяснилось, что он был знаком с Александром Адлербергом (!) и даже (шапочно) с императором (тогда еще наследником) Александром 2-ым.