Петербургский пленник

В Петербурге, куда все прибыли во второй половине мая, Адлерберг уговорил Лазарева пожить пока у него, ну а Саша вновь оказалась под кровом «той самой» Тучковой. Граф полетел во дворец на встречу с наипервейшим другом, Александром Романовым, а Дмитрий Николаевич решил проведать редакцию «Современника». Постояв как встарь перед ее дверью и уняв-таки волнение, он вошел, поднялся по ничуть не изменившейся лестнице, застланной ковром, и позвонил. Ему открыла незнакомая прислуга и на вопрос, здесь ли Некрасов и Панаева, ответила утвердительно, но добавила:

— Только Авдотье Яковлевне уже не Панаева, а Головачева фамилия…

— И Головачев этот дома?

— Нет, Аполлон Федорович у себя в типографии, наверно…

— Тогда скажите Авдотье Яковлевне, что ее ожидает в гостиной Дмитрий Лазарев.

Панаева влетела в гостиную как на крыльях и тотчас всплеснула руками:

— Боже мой, Дмитрий Николаевич, как Вы изменились! Был такой милый молодой человек, а ныне передо мной зрелый муж! Где Вас носило столько лет?

— Я был в Америке, Дотти. Вы позволите мне так Вас называть? Ибо Вы внешне ничуть не изменились…

Митя лукавил, конечно; Панаева тоже изменилась, но перемена, в целом, была ей на пользу: из ее взгляда исчезло некое ищущее выражение.

— Конечно, Митенька. Какие могут быть условности между старыми друзьями… Да, я замужем, но мой муж придерживается самых передовых взглядов на женский вопрос. А вот про Америку Вы должны нам с Николаем Алексеичем все подробно рассказать…

— Что ты так раскричалась, Авдотья? — вошел в гостиную Некрасов, как ни странно, бодрый, энергичный и уж точно мало изменившийся, и, завидев гостя, улыбнулся:

— А, так это Вы, господин Лазарев к нам решили, наконец, заявиться? Почему носа не казали?

— Он в Америке был, Николай, — пояснила Авдотья Яковлевна. — Пойдемте в редакцию, думаю, что послушать рассказы Дмитрия Николаевича всем будет интересно.

В редакционной комнате сидели четыре незнакомых Мите господина (все с бородками, лет тридцати-сорока), фамилии которых тоже не вызвали у него никаких воспоминаний.

— Где же Николай Гаврилович? — спросил он.

— Увы, император выслал его на место рождения, в Саратов, После 2-х месячной отсидки в Петропавловской крепости, — сказал Некрасов. — Теперь сообщаемся с ним только письменно.

— А какова причина ссылки?

— Ему приписали организацию кружка польских революционеров у себя на квартире. Там, правда, бывали Сераковский и братья Серно-Соловьевичи, которые потом активно участвовали в польском восстании. Бывал и Савицкий, хоть по другому поводу, но и его приписали до кучи. Доказать следствию ничего не удалось, но у нас ведь как заведено? Дыма без огня, мол, не бывает — и вот явилась ссылка, от греха подальше.

— Жаль. Я очень любил разговаривать с Николаем Гавриловичем. Да и с Николаем Александровичем, так рано погибшим.

— Чахотка не разбирает, кто стар, кто мал. Ну, а Чернышевкий и там не унывает, без дела не сидит. Он стал теперь ярым проповедником коммунистических идей и ведет активную переписку с Энгельсом и Марксом, а также пишет роман, где речь идет вроде бы о женском вопросе. Ну, напишет, мы его с удовольствием издадим — если цензура не вмешается. Но хватит вести речь о наших делах, поговорим о Ваших, Дмитрий Николаевич. Что Вы там поделывали? Неужели участвовали в гражданской войне?

На следующий день Адлерберг организовал другу Мите аудиенцию у императора. Сам, впрочем, тоже на ней присутствовал.

— Рад видеть Вас живым и здоровым, Дмитрий Николаевич, — приветствовал его Александр. — И от души поздравляю с удачным выполнением возложенной на Вас миссии. При этом я в большом недоумении, как Вам это удалось. Очень прошу, поделитесь подробностями…

По ходу рассказа император все более и более улыбался, а эпизод со скелетом вызвал у него взрыв смеха. Эпизод же с супругой Джефферсона породил язвительную улыбку и фразу:

— Пожалуй, и мне надо своей Марии Александровны, урожденной Максимилианы опасаться…

«Еще бы, — подумал Митя. — Ведь ты уже к Кате Долгоруковой клеишься. И если императрица об этом узнает…»

По завершении рассказа Александр сказал, милостиво улыбаясь:

— Я очень доволен Вами, господин Лазарев. В ближайшие дни последует указ о награждении Вас орденом Владимира 4-ой степени с мечами, после чего Вы можете начать процедуру возведения себя в потомственное дворянство. После чего я разрешу вам жениться на дочери моего верного Тучкова. Ведь Вы этого хотите?

— Всем сердцем, Ваше величество.

— Что ж, Ваши сердечные устремления будут, таким образом, улажены. На очереди источник доходов… Или Вы планируете возобновить концертную деятельность?

— Не хотелось бы, Ваше величество.

— Тогда у меня есть к Вам интересное предложение. С новым государством под названием Конфедерация Штатов Америки Россия намерена установить отношения на уровне послов. И я подумал, что раз Вы уже хорошо знакомы и с этой страной и с ее политиками, а с моей стороны пользуетесь доверием, то лучшей кандидатуры для посла Российской империи в КША не сыскать. Подходит Вам такой вариант?