Петербургский сыск. 1874 год, февраль

Жуков встретил Василия Михайловича на выходе из сыскного отделения. Штабс—капитан застегивал шинель перед тем, как погрузиться в морозный февральский день.

– День добрый! – Приветствовал Миша.

– А, Михаил! – Чуть ли не рассеянным тоном, а может, задумчивым ответил Орлов. собираясь пройти мимо младшего помощника Путилина.

– Василий Михайлович, а я по вашу душу, мне Иван Дмитрич наказал идти к вам за заданиями.

– Значит, зубы обломал на Емифке, кажется?

– Не совсем, – насупился Жуков, проглотив в истину высказанное, – я помню ваши слова, что ошибки надо признавать, а не выказывать строптивость и непомерное упрямство.

– Я вроде бы не тебе высказывал?

– Не мне, но я запомнил. Вы сейчас куда?

– В Адресную Экспедицию, ты не против совместного посещения сего богоугодного заведения?

– Я, – настроение Миши испортилось, снова в ненавистную Экспедицию. Хотел было произнести, что будет занят бумагами, но передумал, – не против.

Через два часа насквозь промороженные Орлов и Жуков прямо таки ввалились в сыскное отделение, громыхнув входной дверью так, что Иван Дмитриевич услышал за закрытой дверью кабинета. Не смотря на телесное состояние, Василий Михайлович находился в приподнятом настроении, сведения, полученные в Адресной, были довольно любопытны и штабс—капитан удивлялся. Как же он раньше не догадался проверить, хотя чего греха таить, не было нужды.

Отряхнув верхнюю одежду в коридоре, на улицы города повалил крупный снег, пеленою заполнивший город, словно осенним непроницаемым туманом.

Путилин сидел за столом, и складывалось впечатление, что он с утра не имел возможности из—за него подняться, занятый всякими депешами, циркулярами, посланиями, на которые так горазды российские чиновники. Хотелось думать иначе, но в каждом департаменте отрабатывали жалование и поэтому службу исчисляли количеством исписанной бумаги, словно это и есть основное занятие. Иван Дмитриевич первое время честно отвечал на каждую бумагу, но потом понял, что за таковым занятием можно проводить сутками, но так и не справится с ними. Даже журналист в отделении уже давно поговаривал, что ему нужен помощник, но бумага, посланная на этот счет, то ли затерялась в глубинах чиновничьих столов, то ли была отложена до грядущих перемен.

Путилин обрадовался появлению агентов, хотелось почувствовать настоящее дело. Иной раз проще сидеть в три погибели в засаде, поджидая преступника, чем вот так погрязнуть в ворохе никому ненужных бумаг, составленных только для их составления.

– Вижу по блестящим глазам, – начальник сыскной полиции потер рука об руку, – с хорошими вестями и, видимо, по следствию на Курлянлской?

– Еще какие новости, – не выдержал Миша томления и первым высказался, но перехватив насмешливый взгляд штабс—капитана, умолк, так и не договорив приготовленной фразы.

– Присаживайтесь, господа, и рассказывайте. Я внимательно слушаю.

Глава тридцать пятая. Поворот в нежданном направлении…

– Все началось с визита господина Синицына, который несет службу в околотке, где находится трактир «Ямбургъ», – присев, начал рассказывать Василий Михайлович, делая перерывы между словами, чтобы возбудить интерес Путилина, – по чести говоря, кого—кого, но его я не ожидал.

– Не томите предисловиями, Василий Михайлович.

– Хорошо, – согласился Орлов, – околоточный явился с самого утра и поведал, чей шарф у меня на столе и кто является виновником нападения на меня.

– Вот это становится любопытным, – Иван Дмитриевич улыбнулся, – с самого утра? – Уточнил он.

– Так точно, – появилась улыбка и на губах штабс—капитана.

– И кто определен в незадачливые грабители, как давече выразились вы?

– Самой собой разумеется – Степан Иволгин.

– Василий Михайлович, вижу по вашему лицу, что еще не маловажное держите в запасе?

Штабс —капитан протянул бумагу, которую до времени держал свернутой в трубочку. Иван Дмитриевич пробежал глазами, положил на стол, но через мгновение снова взял в руки и начал более внимательно читать.

– Я так понимаю, что подозреваемые в деле на Курляндской переходят в разряд обвиняемых?

– Я бы с такой уверенностью не смел заявить, но мне кажется, что скоро следствие завершим и отложим в сторону.

– Хорошо бы, – Путилин задумчиво смотрел на бумагу, – градоначальник интересуется каждый божий день расследованием. Такого зверства не было в столице со дня основания. Убийцу при дворе называют не иначе, как Курляндский мясник. Государь проявляет обеспокоенность.

– Иван Дмитрич, ведь делаем все, чтобы изобличить преступника.

– Знаю, в особенности твою, Миша, – слова звучали по отечески, словно Путилин и хотел высказаться, но не задев чувств Жукова, – настойчивость.

– Я…

– Ладно уж, – отмахнулся начальник сыскного отделения, – главное, что избран, как я думаю, верный путь.

– Без сомнения, – вставил Миша.

– Вот именно. Так каковы планы, Василий Михайлович?

– Не хотелось бы раньше времени испугать преступника, чтобы он не подался в бега, хотя сомневаюсь. Мне кажется, глаза застлали большие деньги, вот он и решился пролить кровь.