Петербургское действо

— Какъ же, позвольте… заговорилъ этотъ. Извините за нескромность. Какъ же господинъ Квасовъ оказался вашимъ дядюшкой?..

— Видите ли… Когда ихъ всхъ царица покойная произвела въ дворяне, по возсшествіи своемъ на престолъ, то братъ младшій Квасова, тоже бывшій солдатъ гренадеръ, но оченно видный и красивый, прельстилъ одну мою тетку двоюродную, которая всегда жила въ Петербург. Онъ на ней и женился и вскор умеръ. Вотъ господинъ Квасовъ и выходитъ мн теперь…

— Да… Опять тоже на мороз вмст мерзли… Какая-жъ это родня! разсмялся Державинъ.

— Да. Но я его очень люблю. Онъ истинно добрый и благородный человкъ, хотя происхожденія и не нашего, дворянскаго.

— Вы у него, стало, и живете въ качеств родственника. Ну-съ, я не такъ счастливъ, живу съ рядовыми солдатами. Плачу за себя пять рублей въ мсяцъ одному капралу Волкову и у него же въ горниц, въ углу, и живу за перегородкой. Тяжело. Придешь иной разъ домой, уходившись въ разсылкахъ, или съ встей, или посл ученья, хочешь заснуть, а тутъ ребятки орутъ, бабы ихъ межъ собой ругаются, а то и въ драку полезутъ. A мужья ихъ мирить, да разнимать — помеломъ, бренномъ, либо и кочерьгой. A начальство ни въ грошъ не ставятъ. Кричи не кричи. Помню, вотъ, какъ то ночью просыпаюсь — шумъ, гамъ въ казармахъ, а меня съ кровати кто-то тянетъ за одяло, да молится, пусти его на постель. По казарм ходятъ, орутъ, ищутъ. Очнулся я совсмъ, смотрю — нашъ же флигельманъ, Морозовъ. — Ты что? спрашиваю. — «Убить хотятъ. Дежурный офицеръ отлучился на вечеринку. Не выдавайте имъ меня. Защитите, родной, до утрова, а то убьютъ съ пьяну. Удрать не могу — ворота стерегутъ. Спасите. Васъ, какъ барскаго роду, не посмютъ тронуть». — Да какъ-же мн, говорю, тебя спасти? — «Пустите, говоритъ, лечь на вашу кроватку подъ одяло. A сами уйдите куда-нибудь». — Что-жъ длать-то? Пустилъ, а самъ всталъ и пробрался тихонько на улицу. Всю ночь они проискали его — убить, а моей кровати не трогаютъ… Это, говорятъ, нашъ барчюкъ спитъ. Такъ онъ до зари, зарывшись въ мое одяло, и пролежалъ, покуда офицеръ не вернулся и не унялъ пьяныхъ. А, вдь, флигельманъ насъ же и обучаетъ и, стало быть, такое же начальство, что и офицеръ. Да-съ, повиновенія у насъ мало. Буяны все, да озорники. Съ жиру бсятся.

— Отчего-жъ они буянили-то — съ пьяну?

— Да. Первое дло, у насъ новое путало завелся, господинъ Орловъ. Слыхали, я чаю, два брата, силачи эдакіе. Другой-то братъ, старшій, артиллеріи цалмейстеръ… Не знаете?

— Нтъ.

— Что это вы ничего не знаете. Я вотъ и недавно прибылъ, а все знаю. Ну, вотъ этотъ Орловъ — воистину путало — зачастую угощаетъ виномъ свою роту. Такъ, зря, видно денегъ двать некуда. Вотъ они въ т поры и напились. A какъ флигельманъ Морозовъ больно дохалъ ихъ ученьемъ, то они съ пьяну и ползли. Да, сказываютъ, и Орловъ за что-то золъ на Морозова и ихъ науськивалъ на него. Выйдетъ, молъ, шумъ, другаго назначутъ флигельмана. A эдакое ему зачмъ-то на-руку. Двуличневый это народъ — оба брата.

— Орловы?

— Да-съ. Деньги тратятъ большія, а состоянія большаго у нихъ нтъ. Всякій вечеръ у нихъ сборища офицеровъ. Крикъ, гамъ, зати шальныя. А, вдь квартира-то ихъ на видномъ мст, не далече и до самаго дворца. Былъ ужъ, говорятъ, разъ приказъ имъ отъ принца — держать себя скромне. И ничего не помогло. Говорили, будто даже одинъ изъ нихъ, нашъ же офицеръ, Пассекъ, отвчалъ: «у васъ-де тамъ пиво пьютъ, а мы матушку сивуху тянемъ, такъ мы другъ дружк не помха».

— Однако, дерзость какая? Что-жъ на это принцъ отвтилъ?..

— Ну, до принца-то оно, положимъ, врядъ дошло. Кто-жъ эдакое пойдетъ передавать. Самъ ногъ не унесешь… Что это такое!? вдругъ прибавилъ Державинъ, прерывая бесду и оборачиваясь въ окно. Будто подъхали. Слышите, полозья скрипятъ по снгу.

Оба рядовые прислушались и, подъ здоровый храпъ спящихъ на ларяхъ холоповъ, съ трудомъ разслышали шумъ полозьевъ и звукъ бубенцовъ. Они глянули въ окно и среди яркой, блой улицы, освщенной какъ днемъ, увидли сани парой, съ кучеромъ чухонцемъ, а въ саняхъ что-то огромное, странное. За санями хали верхомъ двое солдатъ.

— Рейторы! воскликнулъ Державинъ. Голштинцы!

— Ночью? Что-жъ бы это значило?

— Привезли въ саняхъ что-то. Да нтъ! Это живой человкъ, самъ встаетъ. Что за притча! Пойдемте на крыльцо…

Часовыя взяли ружья съ ларя и вышли.

IX

Чудовище, выползшее изъ саней при помощи рейторовъ, былъ, конечно, добравшійся кой-какъ въ городъ, несчастный ротмейстеръ. Солдаты ввели его подъ руки на крыльцо и стали вводить на лстницу.

Но часовые были уже внизу и, загородивъ лстницу, остановили и просили прибывшихъ.

— Къ Его Высочеству! загудло что-то по-нмецки изъ-подъ тулупа, наверченнаго надъ медвжьей шубой, тамъ, гд предполагалась голова.

Часовые однако не ршались пропускать.

— Кто вы? Мы ночью не имемъ приказа впускать кого либо, помимо офицеровъ вашихъ; сказалъ Державинъ также по нмецки.