Петербургское действо. Том 1

– Нет, нечего себя обманно утешать… Со смертью императрицы все кончилось для меня, – выговорила государыня после минуты молчания. – Каждое утро я встаю с мыслью: дай бог не кончить дня в кибитке, которая увезет меня на край света. Спасибо еще, если недалеко, не в Пелым.

Екатерина Алексеевна смолкла снова. Орлов глубоко задумался и глядел, как на красивой руке ее, которой она оперлась на щиток камина, мерцал браслет в лучах колеблющегося огонька. Она заметила его взгляд, перевела глаза на руку и выговорила тихо:

– Вот тот, кто подарил мне этот браслет, сказал: когда вы будете императрицей-самодержицей, сделайте меня королем польским! Долго придется бедному ждать…

– Да. Но он был все-таки… он был счастливее других… – тихо и грустно прошептал Орлов. Она не ответила.

Две прогоревшие головни провалились сквозь чугунную решетку камина и как-то странно хрустнули среди полной тишины во всех горницах государыни.

А она задумалась глубоко от его последних слов и смотрела на огонь. Светлые красивые глаза ее подернулись будто какой-то дымкой, грудь ровно, но высоко волновалась под складками черных лент и кружев.

– Зачем теперь гибнуть даром?.. – произнесла она наконец. – Лучше… когда я буду в Пелыме, в Рогервике или Шлиссельбурге на месте Ивана Антоновича… Тогда меня спасти и за море увезти… и взять за себя!.. – И государыня грустно рассмеялась.

– Нет, это уж никак не возможно. Когда вы будете в заключении – я уже с той минуты голову сложу.

– И! Полно, Григорий Григорьевич. Питерские красавицы вас утешат… Вот хоть бы спасительница ваша, графиня Скабронская.

Орлов быстро поднялся как от удара…

– Нет, прощайте. Я так беседовать не могу. Больно.

– Ну, виновата… – ласково произнесла государыня. – Но обещайте мне более не говорить об этом.

– Совсем не говорить? – странно спросил Орлов.

– Да… не говорить… до поры до времени…

– До какой же поры?

– Покуда я не заговорю сама. Обещаете?

Орлов, вздохнув, прошептал «да». Она протянула ему руку. Он нагнулся, поцеловал руку и вышел грустный и задумчивый. Тихо, пешком направился он домой через площадь, в конце которой был виден домик, занимаемый им.

История освобождения Орловых рассказывалась на разные лады. Многие из «елизаветинцев» утверждали даже, что освободительница Орловых, Скабронская, стала всесильна, потому что находится, прикрываясь Фленсбургом, в близких отношениях с самим принцем.

– Ай да Жорж! – шутили многие. – Какого ведь бобра убил. Красавица ведь писаная!

Впоследствии Алексей Орлов без труда добился истины и узнал, что их злейший враг, Фленсбург, имея большое влияние на принца, со своей стороны, страстно влюблен в графиню Скабронскую.

Кроме того, оказалось, что сам Котцау одновременно с упрашиванием Фленсбурга Маргаритою приезжал к принцу тоже просить его помиловать буянов, которым он, якобы ввиду разных политических соображений, считает нужным простить. Он убедил принца в своих опасениях, что из-за ссылки Орловых возненавидят его все гвардейские офицеры и будут всячески мстить. А это, конечно, привело бы к целому ряду оскорблений, после которых ему поневоле пришлось бы выехать из России. Во всем этом была доля правды, и принц согласился, но в душе решил придраться к другому случаю, чтобы все-таки выслать Орловых.

По освобождении своем Орловы занялись вопросом, как заставить князя Глеба заплатить свой долг и вообще как достать денег, чтобы прежде всего передать обещанную сумму фехтмейстеру. Не достать денег нельзя было, а достать было мудрено.

За последнее время Григорий очень много проиграл в карты и много истратил на новый цалмейстерский мундир. А главное, Алексей истратил большую сумму денег, угощая и щедро оделяя преображенских солдат, а Федор, со своей стороны, истратил еще более в своем измайловском полку, где угощение рядовых не прерывалось и где всякий последний рядовой шел к нему и брал, что хотел. Ближайшие друзья Орловых, конечно, знали, зачем это делается, но остальные офицеры качали головой и изумлялись:

– Охота тратиться на этих чертей!

Агафон не знал причины этой траты, и эти постоянные подачки солдатам полков, где служили господа, выводили его из себя. Иногда он по целым дням ругался со своими господами.

– На кой прах! – восклицал он. – Ну, тратились бы на себя по трактирам. А то дармоедов угощать! Они, дьяволы, готовы последнюю рубашку стащить.

Однажды Григорий Орлов, чтобы отвязаться от старика, объяснил ему причину, заставляющую их давать всякому солдату, измайловцу или преображенцу.

Агафон не согласился с любимым барином, продолжал качать головой, но молчал.

– Они вас и так любят, – решил он однажды, – и немцев тоже смерть не любят; стало быть, тут и без денег все как следовает быть.

Приятели Орловых были люди по большей части небогатые, некоторые же без всяких средств. Они было предложили сделать складчину, чтобы собрать сумму денег, необходимую для Котцау, но Орловы не могли согласиться на это. Подобного рода затрата со стороны приятелей могла стеснить их на целые полгода.