Петербургское действо. Том 1

– Что вы – офицеры гвардии или разносчики, извозчики? – гневно и смелее вымолвил Фленсбург. – Расходитесь по местам, каждый к своей части. Вы, русские, заставили поневоле иностранца учить себя вежливости!..

Приказание было тотчас молча исполнено, и все офицеры разошлись по казармам.

Когда Фленсбург скрылся в коридоре, догоняя принца, то на дворе показался снова только Квасов и рысью выбежал за ворота на улицу. Тут он огляделся: кроме одной кривой солдатки, никого не было вблизи.

– Матвеевна! Матвеевна! – замахал ей Квасов.

Женщина подошла.

– Слушай в оба. Дело сибирное!..

И Квасов, озираясь, медленно и шепотом, но толково вдолбил что-то Матвеевне, разинувшей рот от излишнего внимания и усердия.

– Поняла?

– Вестимо, родимый. Куды же ее тащить?

– Мне в руки или в карман. Да со сноровкой. Чтобы никто не видал!.. А то оба в Сибирь улетим.

– О-ох!.. – вздохнула Матвеевна.

– Да. Верно… Ну, кати. Вот тебе три гривны. Живо. Единым духом… Погоди! Как меня найдешь, виду не подавай. Стой лучше столбом. Я к тебе подойду лучше сам. Ну, качай… Живо! Деньги не потеряй…

И Квасов также рысью, но видимо довольный вернулся в казарму. Баба пустилась опрометью по улице и тотчас скрылась за углом.

В то же самое время в коридоре, когда Фленсбург уже почти догнал принца, к нему приблизился почтительно молодой рядовой и выговорил на чистейшем немецком языке:

– Если будет нужда во мне его высочеству или вам для какого-либо объяснения, то я от всего сердца готов служить.

Фленсбург рассеянно отвечал gut, хотя он хорошо не понял сразу, чего, собственно, хочет этот рядовой, и двинулся далее.

– Как здоровье господина фехтмейстера после этой глупой неприятности? – снова вежливо спросил по-немецки рядовой, следуя за Фленсбургом.

– Ничего… Но за эту глупость будет еще достойная буянам расплата! – отвечал Фленсбург и прибавил, останавливаясь: – Каким образом вы преображенец?.. Вы из Курляндии или…

– Я из Казани, господин офицер.

– Вы русский?!

– Точно так-с…

– Каким же образом вы так говорите по-немецки… замечательно хорошо?

– Я люблю язык этот и знаю его с детства.

– Ваша фамилия?

– Державин.

– Державин? Не слыхал еще ни разу этого имени… Но разве в Казани мог быть кто-нибудь, способный учить по-немецки?

– Да-с… – И Державин стал бойко и быстро рассказывать, как он выучился языку.

Разговор затянулся. Фленсбургу понравились шутки юноши насчет его дикого учителя, каторжника Розы. Он начал смеяться и расспрашивать подробнее…

Вскоре Фленсбурга позвал кто-то из офицеров к принцу. Он двинулся и выговорил:

– До свидания. Заходите ко мне. Я во дворце принца. Нам нужны говорящие по-немецки. Дело найдется… Заходите…

Фленсбург нашел принца, гневно, но сдержанно объясняющего что-то такое кучке офицеров на самом невероятном русском языке. Было видно по лицам ближайших, что они при всем усердии не могут понять ни одного слова…

– Биль!.. Баба… Мой… Мног… Не карош! – расслушал Фленсбург и подумал про себя:

«Ох, молчал бы уж лучше. Потеха одна!»

И он приблизился.

– Что прикажете, ваше высочество?

– Милый Фленсбург, – заговорил принц на родном языке. – Это ужасно!.. Это невероятно!.. Поглядите: разве это ротный двор? Это базар, ярмарка, синагога, птичий двор. Эти бабы… Эта грязь… Эти клетки… Эта вонь!

– Потому я и хотел, чтобы ваше высочество сами видели Преображенский двор. Вы бы не поверили. Да и государь не поверит, пока не увидит.

– Нет, государя нельзя сюда вести. Неприлично, наконец. Я прежде приказываю все это очистить. У них плац большой обращен в огороды! Вы слышите? Из плаца огород сделали!

Принц поднял руки в ужасе и пошел обратно, не желая глядеть далее. Он бормотал что-то на ходу себе под нос. Фленсбург расслышал только два раза произнесенное слово:

– Янычары! Янычары!..

XXXI

Действительно, ротные дворы Преображенского и других полков имели странный вид, в особенности для приезжего из Германии офицера, а тем более для того, кто был знаком с полковыми дворами и казармами прусского короля-воина.

При входе с большого общего крыльца под своды ротной казармы принц еще в начале коридора, темного и грязного, был сразу поражен сплошным гулом голосов и спертым, кислым, удушливым воздухом. Причина этой обстановки была страшная теснота, ибо солдаты жили здесь со своими семьями, женами, детьми и даже родственниками. Иногда же, по дозволению потворствующего начальства, брали к себе, если находилось место, на хлеба, за выгодную плату, совершенно посторонних людей. Таким образом явились в казармах старики и старухи, подьячие и духовные, стрекулист, вдова-пономариха, разносчик и какой-нибудь хворый, увечный или просто побирушка-нищий, аккуратно платящий за свой угол из грошей собираемого днем подаяния… Попадался тут народ и беглый, почти без роду и племени: жид, цыган, калмычонок, удравший от побоев злющей барыни-прихотницы. Все они, конечно, приходились на словах тетками, дядями и родственниками своих хозяев-солдат.