«Самую маленькую!» – подумала и усмехнулась Маргарита.
– Почему смеешься? Ей-богу, поднесу…
– Все сказали, дедушка?
– Все. А что?
– Завтра узнаете ответ, коли заедете ввечеру.
– И дарственную, стало быть, захватить?
– Захватите! – вымолвила Маргарита, подумав.
– Стало быть, верно? Выручишь ребят?
– Не знаю. Постараюсь.
– Дело, внучка, не в ребятах. А важно мне тебя испытать. Не враки ли толки да слухи. Коли выручишь, то, ей-ей, бери палку да и бей меня или на цепи с музыкой води, как медведя, да заставляй и горох воровать, и солдата с ружьем показывать, и всякое колено проделывать. Поняла?
– Поняла, дедушка. Поняла! – усмехнулась красавица, дерзко и насмешливо заглядывая теперь в глаза старика.
– Стоит постараться? А?
– Вестимо, стоит…
– Озолочу, цыганочка… Мой расчет прост. Все одно, не ровен час, опишут да отымут все безнаказанно. Так пущай лучше тебе перепадет малая толика… Так ведь?.. Ты видишь, я начистоту сказываю, не хитрю… Ну и ты не финти… Уговор… Идет?.. А?
– Идет, дедушка! – решительно, как вызов, произнесла Маргарита и протянула руку старику.
– Ну, поцелуемся.
Маргарита, смеясь, встала, пододвинулась к старику и, наклонившись, подставила свою свеженькую щеку с черной мушкой…
Иоанн Иоаннович не спеша три раза поцеловал красавицу и выговорил:
– Варенье!.. И чего бы тебе раньше так-то. А то букой глядела. Год целый, почитай, не знались…
– Кто ж букой-то глядел? Вы же. Да и теперь вы стали ласковее из-за своих выгод: не ради меня, а ради моих приятелей придворных. Я ведь не дура, дедушка.
– Какая ты дура? Ты бес, внучка… но, вишь ты… Это само собой. Ну а речь ты со мною теперь тоже другую повела. Это тоже само собой. – И, помолчав мгновение, Скабронский подмигнул и ухмыльнулся со словами: – Я ведь не мог знать, что ты, вишь, старых любишь…
Маргарита рассмеялась звонко и, простившись с дедом, веселая и довольная поехала домой.
«Ну, надо Орловых спасать ради вотчин дедушкиных. Дорого, пожалуй, обойдутся они мне, страшно дорого».
И красавица вдруг глубоко и тяжело задумалась. Лицо ее стало не только серьезно, но уныло, и темная тень набежала на черные великолепные глаза, всегда полные веселого блеска.
«Нет, не сдаваться!.. – думала она. – Оттянуть… Наконец, обмануть! Не сошлет же он меня. Да и действовать! Ах, кабы состояние деда. Деньги! Средства! Сам не знает, старый волк, чем бы я теперь могла сделаться, имея деньги для начала. И только для начала. Даже на его службу повлиять бы могла тогда. И ему бы лучше было тогда. Лучше, чем при Елизавете».
И Маргарита так глубоко задумалась, что не заметила, как и где ехала по городу. Ее затаенная от всех, но взлелеянная мечта, почти нелепая и невоплотимая фантазия всегда овладевала ею настолько сильно, что она порою не сознавала окружающего и на некоторое время как бы теряла рассудок. Лотхен, которая воображала, что у барыни нет от нее ни одной тайны, не понимала этих минут и приписывала их болезни или же употреблению того пахучего питья, что готовила графине всякий вечер. Сама она только раз отведала его давно тому назад и, пролежав без чувств сряду несколько часов, простонала в самых ужасных сновидениях.
Что за мечта владела Маргаритой и в особенности подчинила себе ее разум за последнее время – никто, кроме ее собственной совести, не знал и не догадывался. Для этого ей нужна была смерть больного мужа и состояние деда. Впрочем, муж в кровати, без движения, без воли, ей не перечащий, почти не существующий по отношению к ней, был только небольшой помехой. В случае мира с дедом, в случае дружбы с ним смерть Кирилла Петровича нужна была, чтобы молодой вдове переехать ради приличия в дом старика на жительство. Будучи у него в доме, Маргарита надеялась, конечно, овладеть стариком быстрее и вполне… Но деньги старика, состояние его, были не целью, а средством для более дальней и высшей цели, явившейся недавно у честолюбивой, самонадеянно смелой и замечательно красивой иноземки.
Маргарита еще не совсем пришла в себя, когда у подъезда ее дома лакеи отворили дверцу кареты. Она рассеянно оглядела их и вдруг выговорила, как бы очнувшись:
– Во дворец его высочества!.. Ведь я приказывала! – И Маргарита была почти уверена, что, еще садясь у дома деда, она приказала ехать прямо к принцу Георгу Голштинскому.
XXXV
На другой день утром та же карета графини Скабронской остановилась перед воротами ротного двора, где были арестованные братья Орловы. Офицеры, собравшиеся с соседних квартир на учение, невольно с изумлением оглядывали щегольскую берлину и недоумевали насчет ее появления в такую пору у их ротной казармы!
Когда же, заглянув в окно кареты, они встречались лицом к лицу с замечательной красавицей, очевидно из высшего света, то невольно кланялись ей и, смущаясь, толпились, перешептывались между собой, потом отходили от кареты ради приличия, но ждали, не входя во двор, чем загадка разрешится.
Наконец вышел майор Воейков, за ним Текутьев и Квасов – все удивленные…
Красавица, ласково, но отчасти самодовольно улыбаясь, передала из окна кареты бумагу, прося тотчас же распорядиться: