Петербургское действо. Том 1

– Я графиня Маргарита Скабронская. Вот приказ, не откажите учинить по сему немедленно.

Бумага была подписана принцем Георгом и была приказанием старшему на ротном дворе офицеру немедленно освободить из-под ареста обоих Орловых…

– Я имел уже честь вас встречать не раз, графиня. Тотчас же распоряжусь… Сейчас… Угодно будет дождаться? – засуетился Воейков. – Они сейчас выйдут…

– Нет. Мне их видеть незачем. Я только взялась передать приказ… я с ними незнакома. Надеюсь только, господин офицер, что все будет исполнено немедленно?..

– Помилуйте! Как же я смею ослушаться или не в точности исполнить приказ его высочества…

Маргарита поклонилась несколько гордо, но кокетливо и приказала ехать домой…

Но в эту минуту, когда ее два лакея лезли на запятки, а лошади не успели еще двинуться, в воротах тихо показалась грустная фигура юноши рядового. Глянув в окно кареты, он ахнул на всю улицу и даже чуть руками не всплеснул… Карета быстро отъехала, и все обернулись на этот отчаянный крик…

– Чего ты орешь, порося! – выговорил Квасов, подступая к племяннику, который стоял как пораженный громом. – Тут графиня Скабронская, а он орет, как баба на базаре!

– Ах, дядюшка!.. – задохнулся Шепелев в ответ на слышанное и, ухватившись за Квасова, переменился в лице.

– Ну так, так… Говорил я тебе, что ты застудился! Иди, иди! Ах ты, господи! Помертвел ведь! – воскликнул Квасов. – А еще спорил все – не хвор! Аль захватило под душкой?.. Иди водички испей. А то снегом потрись, – захлопотался струхнувший Квасов, поддерживая племянника.

Все офицеры давно вошли в казарму, толкуя об удивительном приказе принца, никем не ожиданном прощении, да еще вдобавок привезенном на ротный двор известной красавицей в столице.

Квасов тотчас повел племянника в квартиру и дорогой, ради рассеяния, толковал ему о графине Маргарите, известной красавице Питера, и о прощении буянов Орловых. Юноша немного оправился дома, сел на свою кровать, но забыл и думать об учении и экзерциции, а думал только о ней и повторял услышанное чужеземное имя.

– О-ох! – изредка вздыхал он, все еще бледный.

– То-то!.. Под душкой? А говорил – не хвор! – приставал Квасов. – Ведь под душкой хватило, а?

– Под душкой, дядюшка, под душкой. Вот уж в самое-то сердце хватило!.. – грустно шутил юноша со слезами на глазах. – Как ножом резнуло.

– А? Знаю, знаю, у меня это смолоду бывало!..

– У вас?! Ох нет. У вас эдакого не бывало, дядюшка… Это, это… хоть умирать.

И Шепелев вдруг лег на постель и умышленно отвернулся от дяди лицом к стене.

Квасов вышел с мыслью: «Соснет часок, отпустит его малость!»

А Шепелев долго лежал, не двигаясь и вспоминая…

Сколько дней и ночей на этой самой кровати продумал он о своем незнакомце офицере, встреченном в овраге, то есть о той красавице, которая спасла его от грабителей, довезла до города, пригрозилась ее не узнавать, даже забыть о ней… И с каждым днем Шепелев все больше и чаще думал о ней… И во сне неотступно преследовала она его в сновидениях… Бог весть почему! И только за одно рассуждение ухватился юноша: он убедил себя, что эта красавица, ездящая ночью за город в мужском платье, одна из кучки женщин-иностранок самого дурного поведения, которые недавно приехали в столицу из Швеции. Квасов однажды рассказал это ему и прибавил, что эти продажные красавицы – пьяницы, драчуньи, воровки и только разве немцу дороги да милы могут быть!

«Ну вот, она, наверно, одна из этих!» – утешал себя постоянно юноша, и от этого утешения ему почему-то становилось с каждым днем еще хуже и больнее на сердце. Между тем молодой малый наивно не догадывался и не понимал, думая о незнакомке и день и ночь, что он, несмотря ни на что, просто без памяти влюблен в нее. Вдобавок влюблен без надежды когда-либо увидеть ее, узнать наверное, что она, убедиться, наконец, стоит ли она его ежечасных помыслов… Может быть, она – низкая тварь?!

«Графиня Маргарита Скабронская!!» – глухо, с отчаянием шептал он теперь в стену, отвечая себе этим именем на все долгие сомнения.

И вдруг ему показалось, что он умирает…

«Вот, вот, сейчас! И дух вон!»

Но смерть, разумеется, и не помышляла идти к нему! Зато любовь, юношеская, первая, слепая, огневая, бурная, иногда убивающая… пришла и свалила молодца сразу!!

В то же время в ротной казарме был настоящий содом. Орловы, конечно, не ушли тотчас из места своего заключения, а послали за вином в трактир, и в большой горнице, где хранилась амуниция, началось угощение всех офицеров. Даже флигельманов и более любимых рядовых угощали по семейникам.

Через час офицерская компания была как в тумане…

Главный виновник торжества, старый дядька, хотел с самого начала скрыться, но его поймали, поили, качали и наконец додумались… Поставили кресло на большой стол и посадили в него старика, а кругом пошел хоровод. Кто на немецкий лад выступал, кто на русский, кто казачка, а кто менуэт… Агафон, опасаясь ежеминутно слететь со стола вниз головой, несколько раз порывался улизнуть, но Алексей Орлов караулил его зорко и при малейшем движении дядьки вскрикивал:

– Цыц! Не сметь, Фофошка! Сиди!..

Часть вторая

I