Петербургское действо. Том 2

– Что ж! – развел руками Аким Акимович. – Вот как посидишь около нее, так оно понятно. В сорочке ты родился, что тут сказать! Красавица такая, что даже удивительно, почему она тебя, порося, предпочла. Ведь не один ты в столице. И даже для меня, порося, это загадка! Или, может быть, ты один из дюжины?

– Как? – воскликнул Шепелев.

– Как! Известно как… Если у нее вас дюжина! Тогда легче попасть в милость.

– Что вы, дядюшка, не грех ли вам?!

– Может быть, и грешу, да так по совести сказываю. Бывает и это в столице. И, вестимо, никто из дюжины друг дружку не знает.

Маргарита вернулась домой менее довольная. Она объяснила Квасову, что не застала дома посла, увидит его на другой день и постарается все дело справить.

Отпуская Квасова, она остановила Шепелева словами:

– Погодите, мне надо с вами переговорить еще.

Шепелев остался и узнал от Маргариты, что она застала Гольца дома, но привезла нехорошие вести.

Гольц знал уже об аресте семьи Тюфякиных, знал даже подробности, присутствовал при одном из допросов и вынес полное убеждение, что в деле кражи не было ничего общего и не могло быть между княжнами-богачками и их сводным братом. Но Гольц подозревал, что в этом деле, в их аресте, есть какие-то тайные пружины.

– Гольц думает, – закончила Маргарита, – что арестовали нарочно. И что они не отвертятся; их сошлют в ссылку ради того, чтобы отписать все их большое состояние на казну. А затем государь подарит его кому вздумается.

– Кому же? – изумился Шепелев.

– Известно, судьям, их судившим.

– Что вы! Как это можно! – воскликнул Шепелев.

– Это, мой милый, практикуется в России уже со времен императора Петра II, с легкой руки Меншикова, который первый получил богатые поместья, отписанные у ссыльных.

– Да, но Гудович и Нарышкин не такие люди, – заметил Шепелев.

– Не знаю. Так думает Гольц. Во всяком случае, я вам обещаю сделать все. Завтра государь будет утром в гостях у барона, и я поеду, чтобы встретить его… как будто нечаянно…

Маргарита вымолвила это с таким странным оттенком в голосе и притом так быстро взглянула в лицо Шепелева и отвела глаза, что юноша вдруг будто оробел чего-то. Он стоял неподвижно и пытливо глядел в лицо красавицы.

– У Гольца! – выговорил он наконец. – И мы у Гольца в первый раз сошлись…

– Что ты хочешь сказать? Ты с ума сошел!..

– Нет… Все может быть с такой, как ты… красавицей.

Маргарита рассмеялась, но как-то неестественно.

– Этого недоставало, чтобы ты меня ревновал ко всем и, наконец, даже к государю!

– Нет, не ко всем и не «наконец» к государю. А прежде всего к нему! – воскликнул Шепелев. – Ты честолюбива. Уж это не в первый раз приходит мне на ум. Все говорят, что недаром ты стала придворной дамой после маскарада.

– Если вам угодно, господин офицер, – полушутя произнесла Маргарита, – то я завтра не поеду к посланнику, но тогда ваша бывшая невеста и все семейство поедут в ссылку. Это единственное средство спасти их. Я расскажу сама подробно все государю, даже намекну ему о причине, по которой хотят запутать Тюфякиных. Я не боюсь сказать это, а он прямодушен и добр! Если он будет знать истину и поверит, – а я знаю, что он мне поверит, – то Тюфякины будут освобождены сейчас же. Завтра же вечером они будут дома и счастливы. Но если вы, господин ревнивый младенец, из глупого подозрения, хотите пожертвовать целой семьей, то как вам угодно. Я буду повиноваться. Для меня Тюфякины никто, я их даже не видала.

– Поезжайте! – глухо выговорил Шепелев. – Я не муж, но… – прибавил он и запнулся. – Я теперь же скажу то, что уже несколько дней мне спать не дает, преследует меня и день и ночь. Пойми, что если когда-нибудь я узнаю и замечу… Пойми, Маргарита! Услышу что-нибудь… если будет повод… Одним словом, если ты меня обманешь, то помни, Маргарита, это будет пахнуть смертью. И сам я себя убью, но прежде тебя.

Маргарита начала хохотать, вскинула ему руки на плечи и стала целовать его. Но юноша побледнел, взглянул на нее сверкающими глазами и выговорил:

– Да ты не веришь? Божусь тебе всеми святыми, что я не шучу, не стращаю зря… Это я давно решил!

– Верю, верю! Но этого никогда не будет! – воскликнула Маргарита, но с тем же странным оттенком в голосе, который появлялся всегда независимо от нее, когда она притворялась или лгала.

Шепелев ушел домой задумчивый.

На другой день графиня около полудня начала одеваться с помощью Лотхен и провела часа полтора за туалетом.

– Да старайтесь, старайтесь! – шутила Лотхен. – Стоит повертеться перед зеркалом. И как это быстро идет, будто круговорот какой! Давно ли мы с вами сидели без гроша денег и были счастливы, что к нам ездит такая важная птица, как господин адъютант принца. А теперь не ныне завтра к нам явится с визитом, пожалуй… сам император.

– Что ж, может быть! – отозвалась Маргарита. – Однако скверно, Лотхен, что я зараз за несколькими зайцами гонюсь и, пожалуй, всех упущу.

«Самый-то дрянной пойман!» – подумала Лотхен про себя и сказала:

– Да, уж дедушку, кажется, упустили. В последний раз, что вы не приняли его, на нем лица не было от злости. Почему он озлился, я даже не поняла.