Петербургское действо. Том 2

Князь ни слова не сказал про сводных сестер и тетку. Он даже сам забыл о них под ударом, его постигшим. Гудович не счел нужным их спрашивать как свидетельниц, но в канцелярии нашлись люди, «приказные пиявки», наследие еще Бироновых времен, которые убедили ленивого и бесхарактерного Гудовича притянуть к делу богатых княжон и их богатую опекуншу не как свидетельниц, а участниц преступления. И Гудович согласился… Один из главных воротил канцелярии, родом мордвин, но статский советник и кавалер, наметил Тюфякиных и начал, как паук, раскидывать паутину… А наивный Гудович ничего не видел. Даже Гольцу, заехавшему утром, показался странным допрос княжон. Сам князь Глеб, узнав про арест сестер, был в негодовании и резко, дерзко выговаривал Гудовичу, что один он виноват и что сестры слишком богаты, чтобы воровать. Однако после первого допроса и Гарина и княжны были оставлены для дальнейшего расследования дела!..

В то же утро, через несколько часов после ареста княжон и опекунши, Квасов, по обыкновению, отправился пешком к своим новым друзьям.

Когда он вошел во двор, то увидал кучку людей, сидевших на скамеечках около флигеля. Все они сразу повскакали с мест и бросились навстречу к доброму барину Акиму Акимовичу, которого все успели полюбить. Они обступили Квасова, предполагая, что он все знает, и стали расспрашивать о господах. Что с ними? Живы ли они, что с ними будет и за что такая беда?!

Квасов, ничего еще не понявший вполне, стоял как громом пораженный, почуяв несчастье. Расспросив людей в свой черед подробно о ночном аресте Гариной и княжон, Квасов не вымолвил ни слова, кое-как доплелся до ближайшей скамейки и тяжело опустился на нее. Он чувствовал, что не устоит на ногах.

Люди окружили его, и снова наступило мертвое молчание. За что были арестованы господа, люди, конечно, не знали, и многие из них, уже пожилые, помнившие царствование Анны Иоанновны, решили дело по-своему.

– «Язык» опять пошел ходить, – говорили они. – «Слово и дело» кто-нибудь сказал на барышень и на барыню.

Наконец Квасов как бы пришел в себя.

– Есть у вас какая тележка? – вымолвил он. – Коли есть, запрягай скорей, поедем в город разузнавать и хлопотать, а пешком и до вечера ничего не сделаешь.

Главный кучер Тюфякиных бросился к конюшне, и через четверть часа Квасов уже выезжал со двора на лучшем рысаке княжон.

Прежде всего Аким Акимович вернулся в полк и отправился расспрашивать всех старших офицеров, имевших связи в городе. Всякий передавал ему по-своему про неожиданный арест бывшего преображенца Тюфякина, и всякий предполагал затем уже прямым последствием его и арест родственниц, сестер и тетки. Вести были разноречивы.

Квасов увидел, что истины добиться невозможно. Он уже решил ехать прямо в канцелярию Гудовича, добиться свидания с арестованными, чтобы расспросить у них, в чем дело.

«Не допустят! – подумал он. – Все попробую, съезжу». И в совершенном отчаянии лейб-кампанец вышел на улицу и снова стал садиться в тележку.

В эту минуту на ротный двор возвращался верхом Баскаков. Оба офицера были давным-давно если не враги, то в очень холодных, натянутых отношениях. Квасов недолюбливал Баскакова как близкого друга буянов Орловых и вдобавок человека, часто дарящего и угощающего солдат без всякой видимой цели. Баскаков, со своей стороны, не любил Квасова за его беспощадное отношение к солдатам. За последнее время, однако, Баскаков сделался с Квасовым любезнее и снова раза два приглашал его от имени Алексея Орлова на их вечеринки. Орловым был теперь положительно нужен лейб-кампанец, игравший одну из самых видных ролей в дни переворота в пользу покойной государыни.

Квасов, завидя теперь Баскакова, вдруг решился обратиться к нему, но тот предупредил его:

– Что с вами, Аким Акимович? На вас лица нет!

Квасов объяснился и прибавил:

– И ничего не добьешься, никакого толку, всякий рассказывает на свой лад. Не знаешь, что и делать!

– Так вы бы прямо ко мне обратились, – усмехнулся Баскаков. – Я все дело знаю! Этот поганый князек украл обманом бриллиантовую вещь в несколько тысяч и оговорил тетку и сестер.

– Господи! – воскликнул Квасов. – Убил бы я собаку! Да неужто ж в канцелярии не разберут правого от виноватого?

Баскаков пожал плечами:

– Мудрено. Для этого нужно попросить! А так Гудович по своей лени всех под один закон подведет. Да вы чего же тревожитесь, у вас есть ходы, есть кого попросить, и все дело устроится.

– Кого же? – воскликнул Квасов.

– Полно, Аким Акимович, притворяться, – укоризненно выговорил офицер. – У вас за один месяц покровитель, как гриб после дождя, вырос.

– Да кто? Кто? – вопил Квасов на всю улицу.

– Да племянник ваш, Шепелев! Ведь дело-то затеяно прусским послом и графиней Скабронской, для которой он бриллианты эти и заказывал. Ну а ваш племянник, кажись, не только днюет, а и ночует у этой полоумной графини. Так чего же проще?

Квасов онемел от изумления при этом открытии. Он стоял неподвижно, глядя в лицо Баскакова, и долго не мог выговорить ни слова.