Петербургское действо

Фленсбургъ усмѣхнулся. Улыбка его говорила: «Разумѣется, ты разсчитываешь на меня. Опять я! И на этотъ разъ я долженъ даже рисковать собой, я долженъ изображать кошачью лапу, достающую каштаны изъ огня. Я рискую, а ты только воспользуешься успѣхомъ.»

— Вотъ видите-ли, вымолвила Маргарита:- я рѣшилась на все, а помочь мнѣ некому.

Фленсбургъ пожалъ плечомъ.

— Полноте! Зачѣмъ мы будемъ играть. Я понимаю, что вы выбрали меня, иначе вы бы не стали говорить. Ну, что жъ, я пойду на это все.

— Но какъ? Вотъ вопросъ. Что? Какимъ образомъ?

— Ну, да нечего играть съ вами! вдругъ вымолвилъ Фленсбургъ. — Вѣдь его убить надо?

И онъ пристально взглянулъ въ лицо Маргариты. Она нетерпѣливо дернула плечомъ и отвернулась.

— Что жъ? вымолвилъ Фленсбургъ.

— Ахъ, Боже мой! Вамъ хочется заставить меня сказать то, что вы понимаете. Извольте. Да, его надо убить, потому что другого исхода нѣтъ. Выслать нельзя. Купить тоже ничѣмъ нельзя. Даже оклеветать нельзя…

— И вамъ будетъ его не жаль? уже съ любопытствомъ выговорилъ Фленсбургъ.

— Какъ это глупо! отозвалась Маргарита.

Наступило мгновенное молчаніе.

— Странныя вы существа — женщины! задумчиво проговорилъ Фленсбургъ. — Странныя! Вчера рѣшаются на безумный поступокъ, рискуютъ своимъ положеніемъ, добрымъ именемъ, безумствуютъ, какъ бы отъ самой сумасшедшей страсти, которая какъ будто поглотила все существо, способна вести хоть на смерть, а сегодня…

— Да, ужь вы бы лучше поступили въ проповѣдники! прервала его Маргарита, усмѣхаясь. — Поступайте, вотъ сюда, напротивъ, въ церковь нашу, да по воскресеньямъ съ амвона и проповѣдуйте объ испорченности нравовъ и о слабостяхъ дочерей праматери Евы.

— Простите! Это явилось поневолѣ. Но не въ томъ дѣло, надо подумать! Рѣшиться мало, надо съумѣть довести дѣло до успѣшнаго конца. Обѣщаюсь вамъ подумать.

— Не забудьте однако, что я вамъ даю только три дня срока.

— О! Этого для меня совершенно достаточно. Такъ до свиданія! Будете-ли вы сегодня вечеромъ?

Маргарита разсмѣялась и выговорила:

— A какъ вы думаете?

— Но если онъ опять явится?

— Нѣтъ, ужь за это я вамъ отвѣчаю. Три дня онъ будетъ ждать у себя того, что я ему обѣщала.

— Т. е. смерть! разсмѣялся Фленсбургъ. — Глупо, а все-таки скажу: бѣдный юноша! Зачѣмъ онъ замѣшался на вашемъ пути? знаете-ли, что мнѣ его жаль!

— Святая Марія! раздражительно воскликнула Маргарита. — вы нынче невозможны. И я боюсь даже, что вы колеблетесь, что вы ничего не сдѣлаете. Даете-ли вы мнѣ слово?

— Даю, даю, успокойтесь! Это «все», это прелестное женское «все» будетъ исполнено прежде трехъ дней.

Маргарита пристально глядѣла въ лицо Фленсбурга, чтобы убѣдиться окончательно въ искренности его словъ. Лицо шлезвигца было спокойно, рѣшительно и холодно. Онъ не рѣшался въ минуту вспышки, а рѣшался просто, безтрепетно, почти равнодушно.

Маргарита повѣрила ему и почувствовала, что судьба юноши рѣшена ими двумя, безповоротно и безжалостно. Она тихо опустила глаза съ лица Фленсбурга на полъ, а затѣмъ незамѣтно, будто подъ какой-то тяжестью тихо опустила и голову.

Фленсбургъ простился, пожалъ ея слегка похолодѣвшую руку и вышелъ.

Маргарита все стояла на томъ же мѣстѣ. Наконецъ, она очнулась, какъ бы отъ сна, подняла голову, увидала себя въ зеркалѣ и вздрогнула. Она испугалась своей собственной черной фигуры съ матово-блѣднымъ лицомъ. Тихо сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, она сѣла на диванъ, и вдругъ слезы показались на ея лицѣ.

— Что жъ дѣлать? Иначе нельзя, выговорила она шопотомъ. — Нельзя! Нельзя иначе!

Въ сосѣдней горницѣ раздались шаги, и Маргарита быстро отерла слезы съ лица.

Гость оказался не простой, а визитъ много значущимъ… генералъ-полицеймейстеръ Корфъ явился засвидѣтельствовать графинѣ свое почтеніе. И больше ничего! A прежде онъ никогда не бывалъ у красавицы-иноземки.

Фленсбургъ, между тѣмъ, спокойно вернулся домой и не успѣлъ еще доѣхать съ себѣ, какъ уже рѣшилъ, что дѣлать. Еще когда-то въ маскарадѣ, подъ наплывомъ ревности, онъ рѣшился было вызвать на поединокъ простого сержанта. Но отъ этой глупости отговорилъ его пріятель Будбергъ. Теперь Шепелевъ былъ офицеромъ, они были равны, и онъ могъ не унижаясь драться съ нимъ.

Для Фленсбурга, шлезвигскаго уроженца, покинувшаго родину еще юношей, памятны были постоянные и безконечные поединки студентовъ разныхъ университетовъ, о которыхъ такъ много и такъ часто слыхалъ онъ. Если бы онъ самъ остался въ Германіи, то, конечно, теперь уже разъ двадцать подрался бы. Для него поединокъ казался вещью самой простой и естественной. Разница была только въ томъ, что тамъ поединокъ случался изъ разныхъ пустяковъ и кончался почти всегда легкими ранами, здѣсь же приходилось драться на смерть, или вѣрнѣй сказать: здѣсь приходилось рѣшаться на убійство, идти навѣрняка убивать юношу, едва умѣвшаго держать шпагу.

И теперь роли какъ-то перемѣнились и перепутались, теперь этому же Фленсбургу жаль было прежняго соперника. Но и онъ, какъ и Маргарита, кончилъ разсужденіемъ: что жъ дѣлать! Иначе нельзя!

XXII