Петя и Волк

– Петя, мир – не зелёная лужайка, где мирно играют зверюшки и девочки в белых платьицах. Концепция охоты органично вписывается в принципы устройства человеческого общества, вот почему это занятие так популярно. Спрошу тебя ещё раз – почему ты выбрал работу с людьми, поведение и мотивы которых тебе претят?

Опускаю голову.

– Не претят вовсе, Вольф Карлович. Почти все они хорошие люди, нормальные мужики – просто охотники. И их мотивы вполне понятны. Может быть… это как раз та доза боли от реальности, которая мне по силам. Я и не собираюсь воображать, будто живу на сказочной зелёной лужайке.

Вольф с любопытством поднимает на меня взгляд.

– Хм. То есть мотивы охотников тебе вполне понятны. Их гешефт – удовлетворение инстинктов, развлечение, азарт, испытание своих возможностей, и много чего другого. А твои мотивы? Ну спас ты эту птаху, в чём твой гешефт?

Я ненадолго задумываюсь. Вольф Карлович ждёт ответа, продолжая неспешно и методично обрабатывать распухшие суставы большого и среднего пальца. Жуткие парные дыры от зубов вряд ли могут принадлежать обычному маленькому домашнему коту.

– Душевное спокойствие.

Вольф едва заметно приподнимает брови.

– Иногда мне приходится поступать глупо и в ущерб… всему. Потому что если я так не поступлю, мне будет ещё хуже, – вздыхаю я и поясняю. – Однажды я прошёл мимо сбитой кошки. Чужая кошка, я её в первый раз видел. Она ещё дышала, дёргала лапой. Я прошёл мимо, потому что просто не мог куда-то там опоздать, да и денег у меня лишних не было. Всё во мне рвалось вызвать такси, схватить кошку и мчаться в ближайшую клинику. Но я прошёл мимо. И эта кошка, которую я видел три секунды, с тех пор поселилась во мне и продолжает грызть мне сердце. Даже если бы она умерла через минуту, в такси, у меня на коленях – я бы уже забыл об этом эпизоде и спокойно жил дальше. Но я прошёл мимо и теперь не избавиться…

Вольф бросил лечение и внимательно слушает, разглядывая меня, как двухголового лосёнка.

– Так что да, Вольф Карлович, это стоило того. Руки заживут, я всё уберу, и возмещу, что мы сломали. Но я забуду этот проклятый случай, и у меня в ушах навсегда не поселится звук лопаты, сбивающей птицу.

– Хм… Любопытно. Такое впечатление, что тебя тяготит твоя доброта и нежное сердце?

– Очень тяготит. Забрал бы кто… Вам не надо?

Вольф усмехается, слегка сжимая мою пострадавшую ладонь.

– Руку ты мне умудрился всучить, теперь ещё и сердце предлагаешь?

– О-о-о-чень смешно, Вольф Карлович, главный приз вам за остроумие…

Он откровенно смеётся, стараясь, видимо, смягчить слишком серьёзную атмосферу.

– Да, я хочу с удовольствием ездить на охоту, раз там так весело, и спокойно проходить мимо умирающих кошек. И я вовсе не добрый. Я трусливый и безвольный. У меня нет мужества встретить душевную боль и нет силы воли, чтобы её победить. Вот и вся моя "доброта", – говорю я тихо и горько.

Вольф отпускает мои руки, крайне осторожно берёт меня за подбородок, разворачивает к себе и приближает лицо. Не могу оторваться от его блестящих глаз, в которых балуется, кривляясь, живой огонёк камина… Глаз, слишком спокойных для влажных грёз эротомана.

Чувствую холодное прикосновение к губе – Вольф начинает промывать царапину на лице.

– Петя, скажи, ты всегда так откровенен с чужими людьми?

Моя очередь усмехаться:

– Когда ты от природы совершенно бесхитростен, то лучшая тактика – объяснять всё откровенно. Тогда есть шанс, что тебя хотя бы правильно поймут.

– Матерь божия, Петя, как тебя такого ещё никто не сожрал? – озвучил Вольф давно мучающий меня вопрос.

– Ха-ха-ха, не знаю. Может хищник не понимает, что делать с жертвой, которая добровольно подходит и подставляет своё беззащитное горло, вместо того чтобы драться или удирать?

– Думаешь, хищник этого пугается?

– Ну… Нет, конечно. Скорее, брезгает.

Вольф уже закончил с царапиной, но продолжает держать меня за подбородок. И в глаза смотрит протяжно, изучающе. И будто бы блеск какой-то особый мелькает во взгляде. О, я этот блеск очень хорошо знаю… Неужели?..

– А может, ни у кого рука не поднималась? Пока… – говорит он очень тихо, и глубинная рычащая вибрация его голоса становится отчётливо бархатистой.

Блядь, что?! Страшный серый волчара серьёзно повёлся на эту жалкую поебень?! Так вот что тебя зацепило, хе-хе-хе… Замираю, стараясь не выдать этого внезапного откровения – а я мастак на самоподставы.

…И что теперь?

А вот что, Петюнь – перед тобой замаячил вполне реальный шанс попробовать заполучить этого матёрого хищника. Ухватить волчару прямо за хвост. Если оно тебе, конечно, всралось.

– Тебе надо переодеться, одежда испорчена, – буднично говорит Вольф Карлович, отпускает меня и идёт к шкафу, где висит моя сменка, в которой я хожу на работу. Не в костюмчике же по трамваям толкаться…

Пытаюсь развязать галстук, но пальцы не слушаются. Вольф становится вплотную, как тогда, и аккуратно стягивает галстук, а потом, пуговичка за пуговичкой, начинает расстёгивать на мне рубашку…

Боже, это слишком интимно, я слишком ещё в своих мечтах… Лишь бы не встал. Крупно вздрагиваю, когда его пальцы касаются голой кожи.