Петька Дёров

— В шалаше кто-нибудь есть?

— Никого, товарищ командир. Все ушли, но сказали, что скоро будут.

И в доказательство, что никого нет, Петька встал, заглянул в шалаш, обошел его кругом и, вернувшись, доложил:

— Никого.

— Хорошо. Тогда садись и слушай меня. Внимательно слушай

Голова комиссара близко склонилась к лицу мальчика. Петька молча слушал и только кивал в ответ, поблескивая своими живыми, смышлеными глазами.

— Командиру разведки скажу я сам, что ты пошел по моему заданию, — закончил комиссар. — И больше никому ни слова. Завтра утречком двинешься. Все запомнил?

— Так точно, товарищ комиссар! — четко, по-военному ответил Петька.

* * *

Было около четырех часов дня, когда Петька пришел в Псков. Не теряя ни минуты, он отправился отыскивать нужный ему адрес.

Недалеко от летнего театра, в квартале между немецким рестораном, Некрасовской и Октябрьской, стоял двухэтажный домик. «Кажется, этот?»

Вот и двор. Все, как говорил Сергей Андреевич. Стены домика обветрились и облупились, но, судя по остаткам сохранившейся на них краски, он был когда-то желтым.

Поправив на боку сумку с хлебными корками, Петька постучал в нижнюю квартиру. Долго не открывалась дверь. Наконец, на пороге появился мужчина.

— Чего стучишь?

— Подайте милостыньку, — жалобно попросил Петька.

Мужчина посмотрел на Петьку, покачал головой и с какой-то тоской, с досадой проговорил, болезненно поморщившись:

— Нету у нас ничего, мальчик.

И быстро закрыл дверь.

Петька постучал в другую квартиру. Там женщина дала ему пяток вареных картошек. Поблагодарив, он поднялся на второй этаж.

Квартира номер шесть была здесь. Вот оно то, что надо. Сердце Петьки забилось от волнения. Сейчас он скажет: «Бегите отсюда. Вас предали!» И люди будут спасены.

Соблюдая осторожность и продолжая разыгрывать роль нищего, Петька сперва подошел к дверям квартиры номер четыре и постучал. Никого. Постучал он и в пятую квартиру. Тоже не открывают — наверное на работе.

Тогда осторожно, с бьющимся сердцем, Петька подошел к дверям, над которыми виднелась цифра шесть. Тихо постучал в нее согнутым указательным пальцем. Прислушался. За дверью послышался шепот, потом осторожные шаги. Чьи-то нервные руки отодвигали задвижку. Дверь открылась, и перед Петькой вырос на пороге мужчина. Он улыбался.

— Подайте милостыньку… — плаксиво затянул Петька. — Подайте кусочек хлеба! — твердо повторил он заученный пароль.

В ответ он должен был получить кусочек хлеба. Но мужчина, не двигаясь с места, продолжал улыбаться, стоя на пороге.

— Кушать хочешь? — участливо спросил он.

«Проверяет, — подумал Петька. — И правда, мало ли теперь ходит нищих.»

— Подайте кусочек хлеба! — настойчиво повторил он. Как объяснил Сергей Андреевич, эту фразу нужно было повторить три раза, и каждый раз, в ответ на эти слова, ему должны были дать по корочке. Только тогда следовало говорить то, что поручил передать комиссар.

Но мужчина опять не дал ему хлеба, а проговорил слащавым голосом:

— Проходи, проходи, мальчик, в комнату. Мы тебя накормим.

И, взяв Петьку за руку, потащил его в квартиру.

В комнате Петька увидел еще трех сидящих мужчин в гражданской одежде. Они посмотрели на него как-то презрительно, свысока. «Полиция, — мелькнуло у него в голове. — Опоздал!»

* * *

— Понимаешь, Сергей Андреич, дело-то как вышло, — рассказывал Петр Никитич Быков. — День воскресный вчера был. Собрались мы это поговорить о чем надо. Ну, конечно, для пущей важности, то есть для отвода глаз, на всякий случай стол накрыли, две бутылки самогона поставили.

Побеседовали, наметили что надо. Распили на дорогу по чарочке, и каждый по своим делам отправился. Каждый знал, что делать надо. Остался это я один, хожу по квартире, что-то места себе не нахожу; сердце пощипывает. Прилег на кровать — не лежится. Полежал немного, душно стало, и решил окно открыть, свежего воздуха хватить малость. Подхожу к окну, смотрю, — шесть фрицев с автоматами наготове полукольцом идут. «Ну, — думаю, — за мной. Недаром сердце болело. Живьем не дамся. Убегу!»

Пулей полетел вниз, черным ходом. Вбегаю в дровяной сарай, а там у меня люк канализационный. Смотрю сквозь щели, а фрицы уже во дворе. Бежать больше некуда — увидят. Я поднял крышку люка, раз— и прыгнул. Ну, думаю, сейчас в «золоте» утону. Ничего, сухо. И вспомнилось мне, что больше года уже не пользовались канализацией, а трубы широкие, при мне устанавливали, можно на четвереньках бежать. Присел это я и слушаю… Слышу, двери в сарай заскрипели. Теперь, думаю, в люк заглянут. А соседний люк метров сто будет, в другом дворе. Ну, и решил я, — чему быть, того не миновать. И пополз. Решил — лучше в поганой трубе сдохнуть, чем в гестапо попадаться.

Вонь страшная, но ползу… Подполз к люку, а выходить боюсь. Однако встал, приоткрыл люк, вдохнул воздух, прислушался… Вышел. Знакомые дали тряпки кое-какие. Переоделся я и, вот, чудом спасся.

— Да-а… — тяжело вздохнув, протянул Сергей Андреич. — Слишком поздно мы узнали… Предательство — вот что самое страшное в нашем деле…

— Кстати, как вы это выяснили, Сергей Андреевич? — спросил Быков.