Петкана

Я должен был видеть и это! Страшный соблазн христианам! Дабы уразуметь, что бывает час, когда Господь готов свершить всякую жертву. По неизмеримой любви Своей к людям, Он не пожалел некогда Сына Своего Единородного. А ныне преподобная Параскева, как сострадалица и сомученица Христова, должна принять осквернение своих честных мощей, дабы полностью свершился замысел Господень. Чтобы ничем не была смягчена Божия кара — ради поучения людям.

«Дряхлый старик и сухие кости! Разве это та добыча, с которой можно предстать пред очами своего повелителя?» — злобно вопросил варварский владыка. Со смехом, что был беспощадней, чем удары бича. Ибо не столько гневался на своих слуг, сколько хотел унизить нас, христиан. И еще громче и презрительней рассмеялся при виде того, как я пал на колени возле святых мощей, чтобы облобызать их.

Я целовал честные мощи, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами, чтобы не оскорбить ее своим взглядом, в котором можно было прочесть страшную горечь и отчаяние после всего учиненного азиатами.

Тогда же начал я свою молитву. Открыто. В полный голос. Так сильно, как никогда прежде. Дабы чистые звуки ее достигли жестокого сердца безбожного султана.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!» — повторял я громко. И не прекратил молиться даже тогда, когда злобный кровник объявил о моем изгнании из Тырнова. И когда грубые и безжалостные руки его свирепых рабов схватили меня и потащили к выходу из дворца, который Баязид — после казни нашего царя — превратил в свой диван...

Они вели меня по улицам Тырнова. А я в последний раз смотрел на родной город. И на свою уцелевшую паству.

«Престарелый патриарх, с длинной седой бородой и впалыми щеками, по которым катились слезы, сгорбившись, брел через разоренную столицу. Шел, перешагивая через трупы. Провожаемый остатками грешного, но любимого им народа, который, не страшась расправы, высыпал на улицы, чтобы в последний раз увидеть его. Турки, опьяневшие от пролитой крови и своей победы, яростно стегали людей плетьми и топтали бешеными конями, оттесняя с дороги. Всюду слышался плач и горькие стоны. Рыдали безутешные вдовы. Обесчещенные девы. Матери, лишившиеся своих чад...»

Так описывали сей скорбный день летописцы.

Они видели только это, видели и знали.

Я же, посреди той страшной скорби и горя, видел — по милости Божией и ее — свет небесный! Видел, как ее честные мощи переносят сперва в Валахию, в град Видин, что на самом Дунае, потом — в Сербию, а затем в молдавскую столицу Яссы. Видел многие храмы и святые обители, носящие ее имя. И множество христиан, стекавшихся в них отовсюду И славящих славу ее и пречестное и всехвальное имя Господа нашего Иисуса Христа. И тогда возрыдал я еще сильнее. Омывая скорбное сердце слезами чистой любви и благодарения Господу. И услышал глас моления в себе: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!» И стал наконец весь — молитва. Как учил меня авва Феодосий. Как и должно быть.

СКОРБЯЩАЯ ХРИСТИАНКА ИЗ БЕЛГРАДА

То был черный день в нашей истории — 10 сентября 1521 года. Каждая наша песня стала причитанием. Каждое слово превратилось в слезы. Каждая женщина стала плакальщицей. Наша — сербская женщина. Ибо мужей наших уводили на чужбину. Отнимали у нас детей. Разрушали дома наши. И оскверняли святыни. Навсегда увозили их от нас. На туретчину. В Стамбул, как они стали называть Царьград.

И ее забрали они у нас. Нашу святую Петку. Преподобную мать нашу Параскеву.

А ведь ее принесла к нам в Сербию еще наша княгиня Милица. Чтобы утишить нашу скорбь. Дабы она хранила нас. А мы — ее.

Все это — и о Преподобной, и о княгине — я слышала от отца Макария. Я тогда была еще девочкой, а он уже древним старцем. Говорили, что он всю жизнь подвизался в иночестве и прославился даже среди монахов своими добродетелями и ангельским терпением. Быть может, поэтому в речах его было столько благости и кротости, а лицо — словно озарено нездешним, небесным светом.

Он любил собрать нас, детвору из Нижнего града. И повести за собой в церковь Успения Пресвятой Богородицы. К мощам Преподобной. После того как мы все прикладывались к святыне, отец Макарий вел нас к воротам, соединявшим Нижний и Верхний град. Там мы садились на землю в тени дерев. И он начинал рассказывать. О, он знал много историй! И не только про то, что произошло уже на его веку. Но и о том, что было еще задолго до его рождения. Ибо он прочел много книг.

Знал он и про то, как наша княгиня после страшной беды на Косове, чтобы уберечь от турецкой мести малолетнего сына Стефана, отдала свою дочь Оливеру в султанов гарем. А когда узнала, что турки захватили Видин и снова осквернили мощи Преподобной, отправилась вместе с благородной госпожой Евфимией к своему зятю и кровнику Баязиду, чтобы просить злодея о милости.

«Почему не просите вы другого, более ценного и достойного дара, но лишь эти сухие и бесполезные кости?» — с усмешкой спросил удивленный султан.