Петля

Брату пришлось месяц покупать памперсы и лично привозить к нам домой. Но я думаю он, как и я, был согласен на что угодно, только не оставаться наедине с этим белокурым монстром с пушком вместо чуба. Ума не приложу, как женщины с ними ладят. У меня получалось прескверно. Я старался. Честно. Я из кожи вон лез, чтобы поладить с ней, но меня беспощадно посылали к дьяволу и выматывали мне нервы.

Я только мог на руках сытую качать, крутить козу двумя пальцами и вставать к ней ночью… эм-м-м… я хотел получить свою порцию счастья, между прочим. Потому что, если Дарина хотела спать, я мог только слюни ронять на ее роскошное тело под шелковой ночнушкой и смотреть на довольное, сосущее ее грудь, деспотичное создание, хмурить брови и ждать, когда на моей улице будет праздник.

"Ты, — я тыкал пальцем в толстый животик, пытаясь укачать ее ночью, чтобы получить свой десерт от жены, — ты должна соблюдать очередь. Сначала я, потому что я старше, круче, умнее, а потом ты — так как ты маленькое и бесправное существо и… Не-е-ет, нет, нет, нет. Не надо. Вот не надо. Все ж так хорошо начиналось. Даже не вздумай… Хорошо, договорились. Ты самая крутая, самая главная и ты первая. Вот черт. Даша-а-а-а… она плачет".

В общем мы с Андреем пришли к выводу, что все женщины становятся манипуляторшами с самого рождения. Но мне казалось, моя — самая главная из них.

А где-то внутри снова кольнуло, что не бывает так. Слишком счастлив. Нельзя. Никогда нельзя быть слишком счастливым — судьба, сука, позавидует и что-нибудь отнимет.

ГЛАВА 7. Лекса

Прежде чем привязать к кровати, меня переодели в какие-то джинсовые штаны и свободную кофту с длинными рукавами. Интересно, специально гардеробом запасались, или это были непредвиденные расходы? Хотя вряд ли у Воронова было что-то непредвиденное.

Я смотрела в потолок, полностью расслабившись. У меня сейчас не осталось сил на сопротивление, на ярость и на попытки освободиться. И я не хотела их тратить. Они мне точно пригодятся. Я решила успокоиться и принять ситуацию. Если я до сих пор жива — значит, нужна им именно живой. Не им — ЕМУ. Этому холодному, ледяному психопату, выкравшему меня прямо у самолета, а возможно, вообще подстроившему весь этот спектакль с конкурсом.

Вспомнила, как восхищалась им, разглядывая в новостной ленте, и аж передернуло от злости на саму себя. Не зря отец тогда разозлился — они явно не обменивались любезностями и были врагами. А я, как идиотка, представляла, какой он вблизи и какой на самом деле у него голос.

Когда увидела там, в подвале, сначала подумала, что у меня галлюцинация. Из-за шока, из-за паники. Когда немного совладала с лихорадкой и в висках перестал эхом отдаваться звук выстрела, я наконец-то поняла, что мне не кажется. Надежда, которая появилась вместе с бешеным восторгом увидеть здесь того, о ком так недавно много думала, сменилась каким-то ужасающим оцепенением от понимания — он и есть мой похититель. Их хозяин. Вот этих уродов, которые схватили по его приказу и пытались меня изнасиловать. Пренебрежительно швырнул мне свой пиджак и прошелся по помещению, сложив руки за спиной.

Его красивое, словно высеченное из мрамора лицо с пронзительными черными глазами, полными высокомерного презрения, слегка расплывалось из-за слез и жжения в глазах от яркого света. Он возвышался надо мной, как гора, и теперь, когда я все поняла, внушал мне панический ужас. Не знаю, почему, но в отличие от тех, кто всего несколько минут назад рвал на мне одежду и грубо держал за руки, от него исходила вязкая аура мощной силы, он подавлял как меня, так и своих плебеев. Они его боялись, от них воняло страхом, когда они выносили своего окровавленного и стонущего, как девка, дружка. И я знала, почему он его подстрелил — не потому что тот хотел меня отыметь, а потому что Воронов (или как они его там называли — Граф) приказал не трогать меня, а его ослушались. Вот почему. Возможно, это временная отсрочка. Я уже давно в своей жизни не верила в человеческое благородство. С того самого момента, когда поняла, чем занимается мой отец и на что способны люди, которые его окружают.

Но я не хотела, чтобы этот Воронов понял, насколько страшно мне самой. "Никогда не давай противнику почувствовать твои слабые места".

Мужчина словно занял все пространство в подвале, теперь помещение казалось просто жалкой каморкой и… этот взгляд. Я никогда не испытывала такой тяжести от мужского взгляда. Чувствовала себя ничтожно маленькой рядом с ним. Пылинкой. Я могла ненавидеть его как угодно, но, несомненно, в нем чувствовалось величие, которое порабощало. Он умел показать свое превосходство даже взглядом.

Я ни секунды не сомневалась, что он оставит меня гнить в этом подвале. Это не было блефом, я по глазам прочла, что не будет никакой пощады. Это враг. Самый настоящий, опасный, умный и хладнокровный враг.