А потом в комнате сжимала пальцами стекло и смотрела в его глаза, ощущая, как от ярости клокочет все внутри и хочется воткнуть этот осколок ему в сердце. За это высокомерие, за это отношение ко мне, как к умственно отсталой идиотке или дряни. К мерзкому насекомому, которое посмело жужжать и мешать его превосходительству. Он смотрел именно так — безэмоционально, с тонной презрительного омерзения и брезгливости. Мне кажется, он мог бы столкнуть меня с окна, пойти вымыть руки с мылом и вернуться в свой кабинет, на его лице не дрогнул бы ни один мускул. Он бы спокойно распорядился отодрать меня от асфальта и закопать где-нибудь в темном лесочке.
Но я, наверное, слишком ему нужна, и он придумал иное унижение. Связать меня как конченую психопатку и запереть в комнате. Думал, я буду спокойно это терпеть? Кушать то, что мне таскала эта старая идиотка с пучком седых волос на затылке? Лежать тихо-мирно, связанная по рукам и ногам, и мочиться под себя?
Я орала там как резаная, пока мне не заклеили рот. Я плевалась едой и укусила одного из его ублюдочных псов за руку, когда он пытался меня накормить, а я отказывалась пить. Не дождетесь. Дочь Ахмеда не станет ходить под себя и есть, связанная как бешеное животное, тоже не станет. Лучше сдохнуть. Поэтому если я ему нужна, пусть освобождает меня, иначе я тут помру от голода и жажды.
Охранники с опаской подходили ко мне. Они не решались даже прикоснуться, потому что я взглядом давала понять — только троньте, и я подниму такой ор, что у вас барабанные перепонки лопнут. Они уходили ни с чем, и именно тогда я поняла одну весьма занятную вещь — им приказано меня не трогать. Не только не убивать, а не прикасаться вообще.
Это было странным щелчком в моем сознании, каким-то переломным моментом, когда панический ужас от происходящего сменило трезвое мышление. Я должна придумать, как мне отсюда выбраться и как дать понять отцу, где я. А для этого нужно для начала встать с этой постели с кожаными ремнями и выйти из комнаты.
Я вспомнила, как любила пугать свою тетку в детстве, ту самую, что растила меня. Когда она серьезно наказала меня и заперла в дальней комнате в полной темноте, я легла на пол и отключилась. Точнее, я каким-то образом заставила всех в это поверить. Лежала на полу, не шевелилась, почти не дышала и не реагировала на зов, пинки и даже легкие пощечины. Когда перепуганная тетка вызвала врача, он даже нашел у меня пониженное давление, аритмию и приступ астмы. Я, конечно, хотела заявить ему, что притворялась, но потом решила, что это сыграет мне на руку, и не раз. Манипулировать теткой стало намного проще, когда она вдруг всматривалась в мое лицо во время очередного спектакля с мнимым приступом. Мне даже выписали ингалятор, и я исправно выбрызгивала его, когда оставалась одна в спальне, в воздух, чтобы на следующий месяц получить новый.
Я тогда поняла одно — если в болезнь поверить самой, она обязательно тебя настигнет. Ничем иным я не могла объяснить то, что врачи реально находили у меня все симптомы заболевания, которого на самом деле не было. И лишь спустя несколько лет один молодой профессор меня раскусил, но мы умолчали о моем секрете. Он ведь тоже не дурак. Отец платил ему за каждый вызов кучу денег и помог открыть собственную частную клинику в самом центре столицы. Пока я "болею", у него есть богатый и постоянный клиент. Мы с ним прекрасно друг друга поняли, когда я сказала ему, что если он не выпишет очередной рецепт и не подтвердит диагноз, я прямо сейчас закричу и обвиню его в том, что он меня лапал, и его карьере придет конец. Стоило тогда увидеть его лицо. Округлившиеся глаза, вздыбленный чуб, капли пота над верхней губой и дрожащие руки. Потому что он прекрасно знал, что конец придет не только его карьере, но и ему самому. Он явно не ожидал от белокурого ангелочка такого коварства, и напрасно — я превосходно умела испортить жизнь кому угодно.
Теперь я неподвижно лежала на кровати, закатив глаза, и не шевелила даже ресницами, очень тяжело дыша. Я знала, что они периодически смотрят в глазок. Через несколько минут дверь открыли и походили вокруг меня кругами. Через полчаса их пришло уже несколько, и они явно были взволнованы. Позвали Тамару Сергеевну, а вот она уже испугалась. Я с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться, когда услышала панические нотки в ее голосе, как она бросилась из моей комнаты и приказала двум ублюдкам глаз с меня не спускать.
Побежала докладывать. А как иначе? С нее три шкуры спустят, если я тут сдохну.
— Что с ней? — один из охранников кивнул на меня.
— Черт ее знает, эту припадочную. Я к ней не приближаюсь. В прошлый раз она мне руку прокусила, до сих пор нарывает. Да и ты знаешь, что он со Стрижом и с остальными сделал за то, что тронули ее. Ну нафиг. Я от этой сучки подальше держаться буду.
— А что Стриж?