Петля

Тикали часы. Антон зачем-то стал вслушиваться в тиканье, и оно быстро стало невыносимым. Захотелось зажать уши, вскочить и уйти. Рухнуть в кровать, зарыться, завалить себя одеялом, подушками.

– Так, пора, – объявил Пётр. – Прошу, Антон Аркадьевич, на пол.

Тут же один из мужчин вынул из кейса пластмассовую бутылку с ярко-красным. Почти малиновым.

– Это что? – дрожа голосом, спросила Елена.

– Кровь. Свиная.

– Зачем – свиная?

– А какую надо? Свиная хорошо имитирует человеческую. Артериальную.

Антон медленно, мелкими шагами пошёл в прихожую. Мелкими не от страха – просто каждое мгновение ожидал, что велят остановиться. Так бы хватило шагов пяти, чтоб от кухни дойти до входной двери. Антон был высоким, ноги длинные. В школе всё время тащили в баскетбольную команду…

Пётр придержал за локоть:

– Вот здесь. Ну-ка приляжьте.

Это неправильное «приляжьте» заставило Антона хмыкнуть, и лицу стало больно. Грим подсыхал, стягивал кожу.

Лёг на живот. Ногами к двери.

– Так, так, – сверху раздумчивый голос. – Правую руку согните, и кисть под себя. Левую откиньте. Да, по направлению к комнате. Вы же туда как бы рванули. Хорошо, та-ак… – Но в голосе появилось сомнение. – М-м, не нравятся мне шлёпанцы. Да и штаны. Нехорошо это выглядит, несерьёзно.

«Что, во фрак надо переодеться?» – про себя огрызнулся Антон. Но снова ничего не сказал. Лежал, ощущая щекой на ламинате мелкие крошки или песчинки; эти-то не разулись…

– Давайте-ка переоблачимся.

Пришлось менять домашние штаны на выходные, песочного цвета, а шлёпанцы – на кроссовки. Вернее, это были не совсем кроссовки. Антону вспомнилось слово из детства – «сланцы». Теперь так называют именно шлёпанцы, а лет тридцать пять назад – вот такие полукеды, полукроссовки. Кажется, по названию города, в котором их выпускали, пошло это название. Стало до зуда интересно, где эти Сланцы находятся. В России? Украине? Белоруссии?

– Ну во-от, так получше. – Пётр оглянулся на человека с кровью. – Пора.

Тот срезал миниатюрными ножничками запаянный носик и стал лить густое и малиновое туда, где ещё недавно была грудь лежавшего Антона. Сейчас он стоял и смотрел на медленно расплывающуюся по ламинату лужу. За его спиной тихо заскулила жена…

– Ложимся, – прозвучала команда, и Антон резко, словно опаздывает, стал опускаться на лужу.

Пётр руководил:

– Да, вот так, на основную туловищем, и чтобы нижняя часть лица… Лицо – направо! Хорошо… Потом наберёте немного в рот и выпустите, чтобы образовался потёк.

– Кровь в рот… свиную? – голос жены, слёзный и брезгливый.

– Ничего страшного. Она пастеризованная. Да и вообще, свиная кровь очень полезна… Так. Мы уходим. Скоро появится объект. После него – звонок в скорую, затем в полицию. Не перепутайте… Елена Сергеевна, вы с нами?

– Да с вами. Куда я денусь теперь…

В это время кто-то чем-то тупым тыкал Антона в спину. После каждого тычка спине становилось всё более мокро. Наверное, кровью промакивали.

– Главное, спокойствие, – размеренный голос Петра. – Побольше достоверности, но внутри – спокойствие. Поверьте, всё нормально, всё в порядке.

– Всё нормально, всё в порядке, я беру тебя с собой, – тихо запел из кровяной лужи Антон; ему сделалось весело, – я беру тебя с собой в тёмный омут с голово-ой.

– Что, Антон Аркадьевич?

– Всё нормально, говорю. Не беспокойтесь.

– Ну, удачи, господа.

Мужчины пошли к двери. Антон видел только ноги. Обувь. Одна пара, другая, третья. Вот туфли Петра. Чёрные, блестящие, чистые. Осторожно обогнули лужу…

– Дверь не захлопываю.

– Да, – короткое и тоненькое жены.

Антону стало жалко её.

– Лен, – произнёс нарочито серьёзно, чтоб было похоже на шутливый тон, – а ты меня любишь?

И она ответила так же коротко и тоненько:

– Да.

Эта взрослая, опытная женщина просто покорно попискивала.

– Слушай… – Он приподнял голову, но щеке, вынутой из крови, сразу стало неприятно, зябко, и пришлось вернуть её в лужу. – Слушай, всё нормально. Отлично просто. Всё скоро закончится. Сходим в ресторан, отметим. Слышишь?

– Да. – На этот раз не так жалобно.

– Хорошо. Слушай, сфоткай меня.

– Нет!

– Да ладно, Лен. Сфоткай, лет через пять ржать будем. Давай.

Шаги. Сочные шлепки резиновых тапочек. Что шлёпает – подошва о ламинат или ноги о подошву? Никогда не задумывался, не замечал, а теперь стало интересно. Встать бы и посмотреть…

Шаги обратно. Шлёп, шлёп. Тишина.

– Фоткаешь?

– Да. – Уже сдержанное раздражение. Хорошо. Всяко лучше покорного писка.