Петля Арахны (СИ)

Не знавшие, очевидно, что делать с забытыми вещами столь внезапно исчезнувших постояльцев, сотрудники отеля все пять дней продержали опору в кладовке с прочим никому ненужным скарбом вспоминая о необходимости кормить птицу лишь изредка, отчего, по-видимому, она теперь совсем недвижно сидела на своей жёрдочке, уткнув блестящий клюв под крыло.

— Ну что же, посмотрим, — произнес Кингсли, направляя палочку на клетку, у которой даже не оказалось дверцы, и два прута её сейчас же изогнулись в разные стороны; птица не шелохнулась.

— Надеюсь, она ещё жива, — взволнованно произнесла Гермиона, сжимая локоть стоявшего рядом Люциуса.

— Гермиона, не была бы ты так любезна?.. — Кингсли взглянул на неё смущённо — руки у него оказались слишком большие, отчего он никак не мог её достать. — Не хочу пытаться трансфигурировать клетку, дабы не задеть её ненароком.

— Конечно, мистер Бруствер, — и она подошла к опоре, вводя ладонь меж тонких прутьев, пальцы коснулись нежного оперения. — Вот так…

Гермиона аккуратно достала птицу, и та лишь трепыхнулась у неё в руке, даже не открыв глаза.

— Она очень слаба, — прошептала Гермиона. — Она не сможет превратиться сама, мистер Бруствер!

— Ничего, положи её вот сюда, — Кингсли указал на кресло у своего стола, и когда Гермиона выполнила его просьбу, направил на птицу палочку.

Бело-голубая вспышка, ярко осветила пространство комнаты, и через мгновение в кресле появилась очень худая, невысокая женщина лет сорока, облачённая в буддийскую мантию жёлтого цвета. В чёрные как смоль волосы её были вплетены ярко-синие ленты, а в красивом греческом профиле, неуловимо всё ещё угадывалось что-то птичье.

— Мисс Калогеропулос! — ахнул Кингсли, оседая рядом с ней на одно колено и принимаясь говорить по-гречески.

Услышав, видно, родной язык, она мотнула головой.

— Позовите колдомедика! — обернулся Кингсли, и, спешно кивнув, Люциус покинул комнату.

Воцарилась тишина.

— Благодарю за помощь, Гермиона, — сдержанно произнёс Кингсли, поднимаясь с колен. — Греки решили, что Мальсиберы были нашими шпионами, и если мисс Калогеропулос расскажет им правду — это спасёт нас от серьёзного конфликта…

Гермиона лишь повела бровью. К её собственному удивлению, государственные проблемы показались ей отчего-то совсем малозначимыми сейчас. Кингсли тем временем зажал пальцами переносицу и принялся ходить по кабинету взад и вперёд.

— Я понимаю, что время совсем неподходящее, — подбирая слова, начала она, — но мне очень нужно поговорить с вами о Люциусе, мистер Бруствер…

— Время сейчас и правда весьма неудачное, Гермиона, — бросил он.

— Однако иного в ближайшее время, полагаю, и не предвидится, — заметила она, понимая, что с её стороны это было весьма отчаянной вольностью, Кингсли бросил в неё колкий взгляд.

— Что ж, я слушаю тебя, — напряжённо произнёс он, заложив руки за спину.

— Простите, мистер Бруствер, — примирительно сказала она, — однако вы же понимаете, что я просто не могу оставить всё как есть?

— Люциус сделал свой выбор, Гермиона, — строго сказал Кингсли. — И, полагаю, ты согласилась с ним, если он пришёл сегодня ко мне, хотя я и готов был в очередной раз дать ему шанс.

— Да, но, я только хотела попросить вас…

— Чтобы я убедил Визенгамот проголосовать против его заключения? — оборвал её он; Гермиона поджала губы — она совсем не так представляла себе их разговор. — Я, как ты понимаешь, не имею права оказывать влияние на членов Совета. Всё будет проведено в соответствии с законом, и единственное в чём я могу уверить тебя, Гермиона, так это в том, что наказание, которое Люциус получит за своё преступление, будет вполне справедливым.

Мгновение она смотрела на Кингсли, мужественно выдерживая непреклонный взгляд его тёмных глаз, и едва ли узнавая перед собой того человека, которого много лет назад, будучи ещё девочкой, встретила в доме номер двенадцать на площади Гриммо… Теперь перед ней был уже не старший товарищ, с которым она сражалась плечом к плечу против общего врага, но Министр магии, возмущённый проявленной к нему непочтительностью.

— Да, конечно, мистер Бруствер, — она опустила глаза. — Простите…

Дверь отворилась, и на пороге вновь показался Люциус. Вслед за ним в кабинет вошёл министерский колдомедик, в руках он держал несколько склянок с зельями и сейчас же принялся осматривать гречанку.

— Полагаю, вам уже незачем оставаться здесь, — произнёс Кингсли, взглянув на Люциуса; на Гермиону он больше не смотрел. — Я позабочусь о мисс Калогеропулос и напишу вам, если мне удастся получить от неё какие-то сведения.

— Конечно, — Люциус склонил голову и, взяв Гермиону за руку, вывел её из кабинета.

Она проследовала за ним почти безвольно, остановившись в конце концов у закрытой двери и отрешённо уставившись на блестящий паркетный пол коридора.

— Ты пыталась поговорить с ним на мой счёт, пока меня не было, не так ли? — спросил Люциус.

Гермиона, лишь вскинула на него испуганный взгляд, обнаруживая, что он смотрел на неё с улыбкой.