Петля Арахны (СИ)

— Я чуть было не решила, что ты сошёл с ума, вчера на суде! — дрожа ещё, произнесла она.

— Моя сладкая, — он поцеловал её в покрывшийся испариной лоб. — Неужели ты так легко поверила, что меня и вправду могут заботить подобные глупости?

— Ах, тебе порой так хорошо удаётся строить из себя напыщенного павлина!.. — она обессилено положила голову ему на плечо, и Люциус заботливо вытащил пёрышко из её растрепавшихся волос.

— Это правда, — сказал он. — Но ты должна бы уже научиться отличать, когда я шучу, а когда нет…

— Как ты вообще мог так пошутить? — не унималась она. — Про деньги!.. Ты же знаешь, что мне абсолютно плевать на то, сколько их у тебя!

— Ну, ещё бы! — хмыкнул он. — Конечно, тебе плевать на то, сколько у меня осталось денег, после того, как вчера вечером Фонд со всеми его активами полностью перешёл в твои руки…

Гермиона задохнулась. Подобного выпада от него она уж точно никак не могла ожидать. Шутил он или нет, а грудная клетка её всё равно расширилась от новой ещё более отчаянной волны негодования.

— Непостижимо! — она ударила его ладонью по груди. — И как только я могла защищать тебя вчера на суде?!

— Я тоже задаюсь этим вопросом, — он вновь попытался притянуть Гермиону к себе, но она не позволила ему это сделать — Люциус так сильно разозлил её на этот раз, что она совсем не была готова сдаваться ему на волю теперь так просто.

— Думаешь, можешь говорить мне, что ни заблагорассудиться, и я всё стерплю? — вырвавшись из его рук, она отпрыгнула от него на другой конец кровати, что, кажется, только разожгло в Люциусе ещё больший азарт — глаза блеснули огнём.

— Думаю, что стоит мне только приласкать тебя сейчас, и гордая гриффиндорка внутри тебя вновь превратится в покорную, сладко стонущую подо мной кошечку, моя птичка, — нагло заявил он, мускулы на его руках и груди напряглись, и он пошевелил пальцами, как готовящийся к нападению боец.

— Ха! Это мы ещё посмотрим, кто тут кому покорится!.. — выплюнула Гермиона, опасливо сдвинувшись всё же к краю, и в следующий момент Люциус бросился в её сторону, встречая, хотя и немного запоздалое, но вполне яростное сопротивление: изо всех сил Гермиона начала пихать его руками, пинать ногами, царапать и даже кусать, когда он, навалившись на неё всем своим весом, впился ей в губы, так, что она едва могла сделать вздох.

— Ах, ты просто невозможен! — вскричала она, когда руки его грубо раздвинули её плотно сжатые коленки.

Тело его было такое сильное, такое тяжёлое. Всё ему было нипочём, хотя она и корчилась и извивалась под ним, как только могла.

— Как же я тебя люблю, — прошептал он, сдвинув влажное кружево с её промежности, и, не медля больше ни секунды, ворвался в неё, так бесцеремонно и сразу так глубоко, что Гермиона лишь судорожно взвыла, ловя вожделенно распахнувшимся ртом воздух.

— Нечестно, — всхлипнула она, когда обжигающие пальцы его впились ей в бедро, и он принялся отчаянно двигаться в ней, разнося волны удовольствия по всему её телу. — Подлец!..

— Какая же ты восхитительная, когда бесишься, и как же я счастлив, что мне не придётся без этого жить…

— Только попробуй сказать мне ещё хоть что-нибудь, про свои чёртовы деньги! — губы её дрожали от обиды, ногти вонзились в кожу на его плечах, и, стиснув зубы, Люциус только сильнее принялся вдавливать её в кровать.

— Обязательно, — язык его прошёлся по её щеке и уху, залез прямо в раковину, отчего по телу у Гермионы пробежали мурашки. — Я обязательно скажу тебе об этом ещё много, много раз, потому как ни с одной другой женщиной мне не было также сладко, как с тобой… О, Мерлин, как же мне сладко!

Он принялся кусать её губы едва не до крови, хотя она и пыталась ещё отвернуть от него лицо. Тогда он схватил её за подбородок. Язык его настойчиво проник ей в рот, а потом и пальцы — глубоко, до самого горла. Гермиона присмирела.

— И ты никуда… — простонал он, уже кончая. — Никуда не денешься от меня теперь.

Бёдра его судорожно вздрогнули ещё несколько раз, и он задержался внутри неё так долго, как только смог. Она терпеливо вбирала носом воздух всё это время, пока Люциус не ослабил хватку. Пальцы его выскользнули из её рта, и, оставив на её распухших губах короткий поцелуй, он обмяк, уткнувшись в шею ей лицом.

— Как же мне хорошо… — расслышала она.

Буря миновала. На улице совсем уже рассвело. Скоро должна была проснуться Роза… Гермиона прикрыла глаза.

Негромкий стук в покрытое испариной окно их спальни, заставил её, однако, прийти в себя и обнаружить, кое-как повернув голову, что на отливе уселась большая амбарная сова.

— Л-люциус, — выговорила она. Он лишь промычал ей что-то невнятное в ответ. — Люциус, там… сова.

— Сова? — приподняв голову, он обратил свой затуманенный взгляд к окну. — Чёрт возьми, как же это досаждает…

Проведя ладонью по лицу, он наконец тяжело слез с Гермионы. Рёбра её слегка болели, и она повернулась на бок, наблюдая, как Люциус распахнул окно, позволяя птице и пропахшему дождём ветру, ворваться в комнату. Она с наслаждением вздохнула его.