Первым делом он открыл в квартире все окна, стараясь двигаться максимально осторожно. Неизвестно еще, что произошло с девушкой, убили ее или это был суицид, поэтому он старался оставлять как можно меньше следов.
Марину он нашел в спальне, безошибочно определив место, откуда шел запах. Она лежала на кровати и, хотя была одета в красивое кружевное белье и пеньюар, выглядела ужасно. Разложение тела зашло уже слишком далеко. Лев Иванович, мельком оглядев комнату, зашагал к выходу из квартиры. Ему тоже стало дурно от миазмов, которые накопились в квартире за эти две недели.
— Пусть немного проветрится. Я ее видел. Она в спальне. Но пока непонятно, убийство это или самоубийство. В квартире следов явной борьбы нет, а по телу Марины нельзя ничего сказать. Оно сильно… В общем, долго лежало, и что именно случилось с девушкой, сможет сказать только судмедэксперт, и то только после вскрытия и лабораторного анализа, — доложил он Асташову и подошедшему к ним Митяеву.
— Тогда пока входить не будем, — решил за всех Митяев. — Подождем экспертов и «Скорую».
Ждать пришлось довольно долго — почти что час. Но по крайней мере запах из квартиры за это время стал слабее. Или все просто уже привыкли к нему. Во всяком случае, после приезда «Скорой» и группы криминалистов в комнату вошли все, включая Асташова. Он, правда, сразу же после того, как взглянул на тело Марины, вышел. Гуров его понимал — зрелище было не из приятных и для людей гражданских весьма специфичным. Сам же Лев Иванович на этот раз более внимательно осмотрел и спальню, и всю остальную площадь двухкомнатной квартиры. Оставив Митяева работать с экспертами, он вышел на площадку перед квартирой, где стояли Асташов с охранником и еще один оперативник, постарше Митяева, который брал у них свидетельские показания.
Борис курил, а Асташов отвечал на вопросы опера, иногда нервно посматривая то на квартиру, то на часы, то на Гурова. Подождав, когда они закончат, Лев Иванович подошел к Асташову и сказал:
— По моему мнению, это самоубийство. Предсмертной записки нет. Но она отсылала эсэмэс-сообщение своему жениху, в котором просила ее простить. Можно считать, что это и было ее предсмертное послание.
— Она отравилась? — спросил Асташов, не глядя на Льва Ивановича.
— Скорее всего, это снотворное, — кивнул Гуров. На столике возле кровати стояла бутылка с водой и пустой пузырек с феназепамом.
— Она ушла, как и ее мать, — тихо и задумчиво сказал Асташов. — В молодости мы с Мартыновыми дружили семьями. У меня тоже дочь, на год постарше Марины. Они вместе часто играли, когда мы приходили к ним в гости. Но потом работа и жизнь раскидали нас в разные города, и я стал встречаться с Петром совсем редко. Он замкнулся после смерти своей жены и с головой ушел в работу. У меня тоже бизнес пошел в гору, и вся наша дружба сошла практически на нет — к взаимным поздравлениям на большие праздники и на дни рождения друг друга и домочадцев. Я был крестным Марины, а его покойная жена была крестной моей дочки. Вот так…
Асташов замолчал и отвернулся, не желая показать свою слабость и набежавшую в уголок глаза одинокую мужскую слезу.
Через полчаса, когда Асташов со своим телохранителем отбыл, а то, что осталось от тела Марины Мартыновой, отвезли на экспертизу, Лев Иванович, переговорив с Митяевым и экспертами, утвердился во мнении, что Марина покончила с собой. По утверждению криминалистов, отпечатки во всей квартире были однотипные и, скорее всего, принадлежали самой хозяйке.
— Это только если кто-то не орудовал в перчатках, — выдвинул предположение Митяев. — Наш медэксперт обещала дать точное заключение не раньше чем через четыре часа.
— Сейчас половина двенадцатого, — Лев Иванович глянул на часы и обратился к питерскому оперативнику: — Я не буду ждать результатов и часа в два уеду в Москву. Все данные вышлите мне на почту. Я вам позже продиктую свой имейл. А пока я бы хотел посмотреть, что есть важного для расследования в ее телефоне и нетбуке.
— Все это на кухне, у экспертов. Но, как я понял, телефон на зарядке, а в нетбуке ничего особенного нет — он новый, и Мартынова редко им пользовалась.
— Редко — это значит, что все равно пользовалась, — парировал Гуров и направился на кухню.
За кухонным столом сидел один из техников и что-то высматривал на экране смартфона, подключенного к сети. Увидев входящего полковника, он кивнул на экран и сказал:
— Если судить по контактам, а их у нее не так уж и много, то девушка в последний раз отправляла сообщение за день до своей смерти. Сообщение некоему Артему.
— Да, это ее жених, — ответил Лев Иванович и попросил: — Вы позволите мне посмотреть?
— Да, конечно, берите, — протянул ему смартфон техник.
Следующие сорок минут Лев Иванович выписывал контакты, смотрел историю выхода в интернет, читал СМС-сообщения в телефоне Мартыновой. Возвращая телефон эксперту, он сказал, протягивая ему свой список: