Петля и камень в зеленой траве. Евангелие от палача

Мне позвонил лично сам начальник секретариата Кочегаров и сообщил, что генерал Мешик прилетел из Киева в Москву и министр нас вызывает завтра к трем часам пополуночи. Ну что ж, все карты вроде бы были на руках у Абакумова, и я сделал окончательно ставку против Крутованова.

Так что мое невнимание к ночному допросу Когана легко оправдать. Но мы работали в Конторе, где за ошибку нас по первой инстанции сразу судил Высший судия и почему-то оправдания выслушивал только у себя, на небесах.

Накануне я видел Когана и знал, что он не готов еще «расколоться» как следует, да и признание его надо будет хорошо закрепить угрозами, битьем, арестом брата, показаниями сотрудников – нет, нет, там еще предстояло крепко потрудиться.

Поэтому, когда я, закончив свои дела, зашел утром в кабинет Миньки и увидел его сияющую рожу, мое звериное чувство опасности вдруг тревожно ворохнулось где-то внизу живота.

– Учись, Пашуня, как надо работать! – со смехом протянул он мне отпечатанный на машинке протокол.

«…Первой нашей жертвой стал А. С. Щербаков, которому я, в сговоре с главным терапевтом Красной Армии генерал-майором медицинской службы профессором М. С. Вовси, сделал недопустимые назначения сильнодействующих лекарств и установил пагубный режим, доведя его тем самым за короткий срок до смерти…

…Особую ненависть мы испытывали к верному сталинскому ученику секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову и были счастливы, когда получили от британской разведывательной службы (куда я лично был завербован в 1943 г.) указание умертвить этого пламенного большевика… У Жданова было больное сердце, и мне с невропатологом профессором А. Н. Гринштейном легко удалось скрыть, что он перенес инфаркт миокарда. Вместо того чтобы лечить Жданова, мы убедили больного, что у него невралгия на почве остеохондроза, и дали ему непосильные физические нагрузки, от которых он вскоре скончался…

…В конце 1948 года через Шимелиовича, резидента шпионско-террористической организации „Джойнт“ в Москве, пробравшегося на пост главного врача Боткинской больницы, мы получили директиву о тотальном истреблении руководящих кадров страны…

…Именно тогда мы стали готовить злодейское убийство Иосифа Виссарионовича Сталина…

…Для осуществления замысла были привлечены: его лечащий врач профессор И. Н. Виноградов, профессор М. Этингер…»

Девять страниц машинописного текста. Я спросил:

– Где второй экземпляр? Для надзорного производства?

– Отнес шефу.

– Ку-да-а-а?!

– В утреннюю почту Виктор Семенычу сдал. Пусть порадуется – не каждый день такие заговоры вскрывают!..

– Эх ты, межеумок… – ответил я ему печально. – Мудило. Кретин. Идиотина стоеросовая!

– Почему? – обескуражился Минька.

– Некогда объяснять, д….б ты безмозглый! Беги в секретариат! В ногах валяйся! Или перебей их там! Но протокол забери назад!..

– Да почему, черт тебя возьми? Ты же сам говорил, что…

– Не рассуждай, не говори, не думай – тебе это непосильно! Выполняй! Беги! Будет поздно…

И он помчался. А я позвонил во «внутрянку» и велел срочно доставить на допрос Когана.

Минька вернулся минут через десять – бледный, испуганный, с пустыми руками.

– Где протокол? – заорал я.

– Кочегаров уже всю почту положил на стол министру…

Бумага, которая легла однажды на стол министра, вернуться нецелованной не может. Она должна быть резолютирована. И если вызванный на допрос Коган не подпишет первый экземпляр протокола – нам снимут головы.