Петля Мёбиуса

– O tempora! O mores! – восклицал глава библиотеки, когда однажды мы с ним задержались поздно вечером, после того как остальные работники ушли. – И знаете, мальчик мой, в чем заключена причина сего? Я слышал от солидных мужей, что Магистр фармации, получившей большинство голосов на последнем церковном съезде, и сам не прочь побаловаться истиной, а откуда он ее берет, как вы думаете? В столице алхимиков давно не трогают, а теперь вот Магистру пригрозили, что если их и дальше будут притеснять в наших пограничных областях, то он больше не сможет раздобыть ни унции столь любимого им дурмана. А ведь это не что-либо – истина! С ней бы опыты проводить, изучать во славу Божию! Но нет, в карлике не бывает души великана, лишь мелочная карличья душонка. Если даже что-то великое попадает к людям жалким – то и используют они его жалко. В том, что именно алхимикам досталась истина, видится мне схождение несходящегося. И еще, полагаю я, виноваты не только алхимики с их низменной страстью к наживе там, где они могли бы возноситься к горним высям! Дева Марта, эта базарная потаскуха, – вот кто совратил нашего доброго Магистра с пути истинного!

Дева Марта, признанная святой, жила теперь в столице государства и пользовалась как любовью простого народа, так и уважением Великого Магистра. А раз так, подобных речей было вполне достаточно, чтобы нашего доброго архивариуса, подвергнув предварительно вырыванию зубов и ампутации ступней, подвесили на самом высоком дереве Урбоса, то есть на Черном Дубе, могучем великане с узловатыми ветвями, что рос на главной площади и применялся для публичных казней через повешенье. Я, однако же, не стал ничего доносить посланцу Церкви в нашем городе, поскольку уже тогда уяснил для себя, что глава библиотеки благоволит ко мне и собирается продвигать дальше по сложной иерархии библиотечных должностей, – а ведь неизвестно, что за человек занял бы его место после казни.

Пришлось городскому совету сменить гнев на милость и отправить в Веселый лес пятерых уважаемых обывателей с приказом уговорить алхимиков вернуться. Из пяти возвратились лишь трое. На вопросы, что стало с остальными, они, отводя взор, говорили, что те по своей воле решили остаться в новой Alma mater, которая, как выяснилось, была отстроена посреди Веселого леса. А еще сообщили, что алхимики никак не согласны воротиться в Урбос, что им понравилось в лесу и они лишь сохраняют за собой право отныне приходить в город когда им вздумается, а также зовут всех желающих наведываться к ним.

Однако, как и раньше, мракобесы не склонны были открыто торговать veritas – то есть истиной, своей дурманящей субстанцией, которую продолжали выдавать за обычное лекарское снадобье. То ли они не имели возможности производить истину в изрядных количествах, то ли сама суть их натуры, их занятий и их убеждений не позволяла широко распространять veritas – не ведаю.

Наконец, преодолев последние ступени, я вышел под хмурое небо. Дверь с печальным скрипом сама собой медленно затворилась. Позади башни всего в трех дюжинах шагов начиналось редколесье, а вокруг обветшалой постройки тянулся поросший чахлой растительностью пустырь, по другую сторону его стояли дома бедноты. В большой луже грязи похрюкивали свиньи. Женщина, облаченная в длинное платье, с наброшенной на голову пелериной, следила за тремя детьми, что бегали и озорничали вокруг нее. Поодаль, прямо на земле, восседал, покачиваясь из стороны в сторону, бродяга, а на краю пустыря стоял вооруженный коротким копьем advo-catus Dei и мрачно пялился на бездомного – верно, размышлял, прогнать того или пусть себе сидит.