Петля. Тoм 1

– Ну, помнится, не так давно ты говорил, что он еще мал для этого.

– Я передумал. Ты был прав, chaq'7, не стоит его излишне опекать. Пусть мой сын привыкает к ответственности. К тому же, я ведь пока не заставляю его брать на себя командование и не отправляю в разведку. Это всего лишь дежурство. С этим любой справится.

…Да, это было обычное дежурство…С этим мог справиться любой, будь эта ночь такая же обычная, как предыдущие. Но все было не так, как обычно. Кто мог подумать, что именно в эту ночь солдаты нападут на их лагерь…

II

На следующий день я втайне от Алессандро, вернулась в дом своего отца. Вернулась только, чтобы сказать ему, что ухожу навсегда, что не намерена жить с человеком, который продал эту страну и обрек народ на унизительное рабство, что не разделяю ни его политических взглядов, ни его этических принципов, ни его этнической принадлежности… Много чего сказала… Сказала, что он специально отослал меня в Америку, потому что стыдился меня – моей индейской крови, сказала, что он никогда не относился ко мне с уважением, как никогда не уважал и мою мать…Сказала, что это он виновен в ее гибели, что это он ее довел, потому что никогда не любил, потому что только использовал… Много что еще сказала…Сказала не потому, что это было правдой – мы оба это прекрасно понимали, а потому, что это были постулаты моей новой веры. А вера в правде не нуждается…

Он слушал молча, с застывшим лицом каменного истукана, высокомерный даже в этом своем безмолвии, в этой неподвижности, в этой полнейшей мертвенной безэмоциональности. И только, когда весь запас моих выдуманных обвинений и упреков иссяк, и я притихла в ожидании хоть какой-то реакции, он, наконец, произнес совершенно нейтральным только непривычно тихим голосом:

– Ну, раз ты ТАК решила – иди. Только не забудь закрыть за собой дверь.

Покинув дом своего детства, первое, что я сделала, это сняла остатки денег со счета. Не думаю, что отец намеревался закрыть его, но предосторожность не мешала. Сумма, которую он выделял мне на обучение и жизнь в Америке, во много раз превосходила мои реальные потребности, поэтому мне удалось сэкономить достаточно средств. Часть их ушла на то, чтобы начать новую жизнь в этом прибрежном городке, другая часть – на то, чтобы откупится от старой жизни, сохранив при этом при этом полную анонимность.

Первое время мы снимали жилье у какого-то мексиканца, но когда тот пронюхал, в каких делах замешаны его съемщики, то решил, что собственная шкура ему дороже арендной платы, и не церемонясь, выставил нас вон. Пришлось все-таки воспользоваться щедрым предложением падре Фелино, и поселиться в тщедушной лачужке на окраине города, принадлежавшей некогда брату священника. Там была какая-то история…Похоже Алессандро в свое время спас его от ареста и от верной казни, помог пробраться на теплоход и бежать из страны… Не знаю, он неохотно говорил даже об этом…И вот, именно это скромное жилище стало для меня самым родным и настоящим домом – нашим домом…

Помимо своих социал-демократических выступлений, организации митингов и стачек, которые были лишь источником неприятностей, но никак не дохода, Алессандро часто подрабатывал в доках при отгрузке и ремонте судов. Там он чувствовал себя вполне уверено и, что немало важно, неприметно, изображая приезжего иностранца для тамошней охраны, и осведомленного во всем матерого местного для растерянно озиравшихся по сторонам иностранцев, ступивших на незнакомую землю. Словом, он легко завоевывал доверие и расположение совершенно разных людей, что не переставало меня удивлять. Хотя, собственно, чему тут было удивляться, ведь я сама значилась в списке жертв его медоточивых речей …

Периодически он устраивался механиком в различные ремонтные мастерские, но подолгу нигде не задерживался, опасаясь, что так на него легко могла выйти полиция.

Вообще, в технике Алессандро разбирался не хуже, чем в людях. Даже сумел воскресить, казалось, безнадежно убитый временем и прошлым владельцем мотоцикл, который потом благополучно обосновался за нашим домом, и частенько выручал в трудные минуты. Это было не просто хобби, не просто увлечение… Со временем я поняла, что ремонт всевозможных механизмов был для Сани своего рода тренировкой перед обращением к более сложному, замысловатому и утонченному материалу – человеческой душе… Или, наоборот, способом отвлечься, когда обстоятельства вынуждали его всмотреться в свою собственную душу.

Что касается меня, то я не без труда и сложностей все-таки смогла устроиться на работу в клинику. Лечились там, в основном, богатые креолы да приезжие иностранцы, и меня никак не хотели брать туда из-за моей собственной этнической принадлежности. Каким бы нелепым это не казалось, но у нас с Алессандро была общая проблема – цвет кожи, при том, что он у нас был разным… В конце концов, я все-таки получила эту работу и даже заслужила небольшое повышение, когда выяснилось, что я могу не только выносить ночные вазы и менять белье, но и делать что-то непосредственно на поприще медицины.