Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— Это ты сейчас такой добрый… — начала Ляля, но в комнату вошла мать, и она замолчала.

— Ляля, будет тебе вязать. Ложились бы спать. Время–то уж позднее.

— Я хочу платок довязать к поездке в Москву. Три платка моих будет, — сказала Ляля и свернула вязание.

…И только теперь, вспоминая, Славик понял, что именно в это время Ляля начала отдаляться от него…

Окончательно отношения друг к другу изменились у них после поездки в Москву, о которой оба они так мечтали. Правда, мечтали они о разном, как после понял Славик. Лялины мечты осуществились, а он так и не увидел Москвы. Все дни прошли в беготне по магазинам, в поисках модных тряпок, даже Красную площадь видели мельком, пробегая по ней к ГУМу. Вспоминалась потом эта поездка со жгучим стыдом, особенно те часы, которые провел он возле женских туалетов, ожидая Лялю, которая продавала платки, связанные ею и матерью. Вернулись они из Москвы чужими людьми.

В прошлом году, летом, разругались до того, что Ляля уходила к отцу. В тот летний день он ездил в Уварово и захватил с собой жену, которой хотелось повидать родителей. Выезжая из Масловки, Славик увидел на остановке нескольких женщин с ведрами. Они собрались ехать на базар продавать вишни и не смогли сесть в переполненный автобус. Славик остановил машину возле них и крикнул;

— А ну, бабоньки, забирайтесь в такси. У меня всем места хватит.

Тогда он еще работал на бортовой.

— Дай те Бог здоровья, — благодарили его женщины. — А мы уж загорюнились. Думали, пропадут вишни, завтра–то некогда везти.

В райцентре Славик подвез их прямо к базару и стал помогать выгружать ведра. Женщины, тяжело переваливаясь через борт, спускались вниз и протягивали по рублю.

— Что вы, бабоньки — отбивался Славик, — так вы больше проездите, чем наторгуете.

Он, довольный собой, весело вскочил в кабину и включил скорость. Отъехав немного, Славик повернулся к Ляле и увидел, что она расправляет смятые рубли.

— Ты что, у женщин взяла? — вскипел Славик.

— Да, взяла! Миллионер нашелся. Меня дядя Степа подвез недавно, так он сам рубль потребовал. А этому дураку дают — не берет…

— Ты что, на себе их везла? — Славик остановил машину. Он весь кипел. — А ну вон отсюда! — вдруг заорал он.

Ляля злобно смотрела на него, но за злобой чувствовалась растерянность.

— Вылазь, кому говорю! Или выброшу!

— Хорошо! Я выйду, но ты еще попросишь, чтобы я вошла, — проговорила Ляля и выскочила из кабины.

Славик нажал на газ и полетел по улице.

Через день мать уже пилила его.

— Ты чего не собираешься за женой ехать, а? Что молчишь? Я ить у тебя спрашиваю.

— Приедет, если нужен, — хмуро отвечал Славик.

— Она ведь, кажется, не сама ушла… — Мать говорила сначала спокойно, но вдруг разозлилась. — Жена ему не хороша! Такую жену поискать еще надо. Ты что, разве ослеп совсем — не видишь, как дом с ней расцвел? Чего только в нем нет, живи да радуйся!

— Счастья нет! Счастья! — заорал Славик.

— Какого же тебе счастья надо? Чтоб сегодня за Лялей съездил! Понятно тебе? А ну вставай, сейчас же вдвоем за ней поедем! Вставай, кому говорю!

Ляля вернулась. Но радость с этих пор редко заглядывала в их дом. Славик раздражался из–за каждого пустяка, вспыхивала и Ляля. Мать всегда принимала сторону снохи. Славик стал частенько попивать. Приносил домой полполучки, а когда и меньше. Иногда пытался взять себя в руки, сдерживался, когда наплывала волна раздражения, но хватало его ненадолго. Перед сегодняшней стычкой было несколько дней перемирия. Они даже, как прежде, под руку прошлись вечером в клуб.

Сегодня в обед Славик подкатил к своему дому на новеньком самосвале, который он получил перед уборочной. Ляля была дома. Она в саду полола грядки лука.

— Обед готов? — спросил Славик, подходя к крыльцу.

— Готов. Иди в избу, там мать на стол собирает. А ячменьку ты привез?

— Привез, — усмехнулся Славик и вошел в сени.

В окно он видел, как Ляля, вцепившись руками в выступ борта, стала на заднее колесо машины и заглянула в кузов.

За столом сидели молча. Славик смотрел в тарелку и, казалось, был увлечен вылавливанием яичного белка из окрошки. Ляля искоса посматривала на него.

— Яички–то мы все кушать любим, только вот чем кур кормить — неизвестно, — не выдержала она наконец.

— Ты на что намекаешь? — поднял голову Славик.

— Целыми днями зерно возит и не может ведра привезти. Дядя Степа вчера два мешка припер. А этот так, недотепа. Жрать только здоров!

— Ты что?! Едой меня попрекаешь?!

— Никто тебя не попрекает. Ешь, наедай шею!..

— Будя! Будя вам! Опять завелись, — стала успокаивать мать.

Но Славика уже было трудно остановить.

— Свое ем! Свое! — заорал он.

— Где уж там свое, — не уступала и Ляля. Но в противоположность мужу, который кричал во все горло, она произносила слова спокойным насмешливым тоном. Этот тон больше всего выводил из себя Славика. — Свое ты пропиваешь! Алкоголик несчастный!

— Ах ты дрянь! — задохнулся Славик и, вскочив, замахнулся на жену.

В руке была новая деревянная ложка.

Мать пыталась его удержать.

— Ну, вдарь! Вдарь! Попробуй только! — поднялась и Ляля.