Куракин был один из потомков древнего рода Ягеллонов, который долгое время носил короны польскую, датскую, норвежскую и шведскую. Высокий, стройный мужчина по наружности, Куракин понимал свое высокое происхождение и был очень умен, ловок и образован. Он говорил довольно хорошо по-французски и на многих других языках, много путешествовал, служил на войне и был употребляем при многих европейских дворах. При всем том еще видно было, что он русский, его талантам много вредила, сверх того, чрезвычайная скупость. Царь и он женились на родных сестрах и имели от них по одному сыну. Впоследствии царица была отринута и помещена в монастырь близ Москвы; но Куракин не обнаружил ни малейшего неудовольствия при этой немилости. Он в совершенстве понимал своего государя, с которым сохранил свободу в обращении и у которого пользовался доверием и уважением. В последнее время он был три года в Риме, откуда приехал в Париж посланником. В Риме он не имел ни официального характера, ни дел, кроме одного секретного поручения, для которого царь туда послал его как человека верного и просвещенного.
Регент, извещенный о скором прибытии царя во Францию со стороны моря, послал королевские экипажи, лошадей, кареты, повозки, фургоны, столы и пр. с одним из королевских придворных по имени дю Либуа, с тем чтобы он ожидал царя в Дюнкирхене6 и продовольствовал его со свитою всем необходимым до самого Парижа, приказывая везде воздавать ему королевские почести. Царь предназначил себе на это путешествие сто дней. Для него омеблировали в Лувре покои королевы-матери, где собирались разные советы, которые после этого приказания собирались у своих начальников.
Герцог Орлеанский рассуждал со мною, кого бы избрать в почетные управители Лувром на время пребывания в нем царя? Я посоветовал ему избрать маршала де Тессе как человека, которому нечего было делать, который в совершенстве знал светское обращение и был очень привычен к иностранцам, благодаря своим военным путешествиям и посольствам в Испанию, Турин, Рим и к другим дворам Италии; обращение имел он мягкое и учтивое и, без сомнения, мог как нельзя лучше исполнить эту обязанность.
Герцог Орлеанский согласился со мною и на другой же день послал за маршалом и дал ему свои приказания. Это был человек, всегда имевший связи, неприятные герцогу, и потому бывший с ним на дурной ноге. Чувствуя себя стесненным в его присутствии, маршал принял вид, что удаляется от света. Поселившись в прекрасных покоях больницы неизлечимых, он, кроме того, имел еще такое же помещение в Камальдульском монастыре7, близ Гробуа. В этих двух местах было где поместить весь его дом. Он разделил свое недельное пребывание между городским домом и дачею. В том и другом месте он давал обеды, сколько мог, и при всем том считал себя в отчуждении. Потому он был очень обрадован избранием на почетный пост служить царю, находиться при нем, везде сопровождать его и всех представлять ему. Это была его настоящая роль, и он исполнил ее как нельзя лучше.
Узнав, что царь уже недалеко от Дюнкирхена, регент послал маркиза де Неля принять его в Кале и сопровождать до прибытия маршала де Тессе, который должен был встретить царя лишь в Бомоне. В то же время для царя и его свиты приготовили отель Ледигьер, на случай если он с своею свитой предпочтет Лувру частный дом. Отель этот, находившийся рядом с арсеналом, был обширен и красив и принадлежал маршалу Вильруа, который жил в Тюильри. Таким образом, дом оставался пустым, потому что герцог Вильруа находил его слишком удаленным для своего жительства. Его омеблировали вполне и великолепно королевскою мебелью.
Чтобы не опоздать ко встрече, маршал на всякий случай целый день ожидал царя в Бомоне. Царь сюда прибыл в пятницу, 7 мая, в полдень. Де Тессе встретил его при выходе из кареты, имел честь с ним обедать и в тот же день проводил его до Парижа.
Царь пожелал въехать в Париж в карете маршала, но без него самого, а с тремя лицами из своей свиты. В 9 часов вечера он прибыл в Лувр, обошел все покои королевы-матери и нашел их слишком великолепно убранными и освещенными, опять сел в карету и отправился в отель Ледигьер, где и остановился. И здесь назначенные для него покои он нашел слишком нарядными и тотчас приказал поставить свою походную кровать в гардеробной. Маршал, обязанный для почета быть в доме и при столе царя, везде сопровождать и нигде не оставлять его, поместился также в отеле. Ему стоило больших трудов следовать, а часто и бегать за ним. На одного из королевских метрдотелей, Бертона, возложена была обязанность служить царю и заведовать столом как для него, так и для его свиты. Свита состояла из сорока разных лиц, из которых двенадцать или пятнадцать, люди замечательные по своей личности или по своим должностям, допускались к столу царя.
Бертон был умный малый, непременный член своего круга, большой гастроном и игрок. Он угождал царю с таким уменьем и вел себя так хорошо, что снискал себе особенное благоволение как у царя, так и у всей его свиты.