Полковник Семен Резанов был допрошен и кое в чем сознался; окольничего Ивана Афан. Матюшкина отправили с его показаниями к старшему царю накануне. Ему было сказано, что они со всем двором готовятся к отъезду в Троицу.
Из Троицы были разосланы указы по всем городам и округам – доставлять деньги и припасы в Троицу, а из Москвы отправлены противоположные указы – запретить доставку туда денег и припасов, но везти все в Москву, как прежде и обычно. Похоже, дойдет до разрыва. Все, однако, совпало, дабы ускорить кризис, ибо стрелецкий полк, что стоял в Троице, просил позволения идти в Москву, обещая доставить всех обвиняемых и подозреваемых в заговоре. Но младший царь и его совет, опасаясь бунта, что не обойдется без крови, не допустили – это сделано разумно. Многие доброжелатели младшего царя всех чинов и званий держались мнения и просили, дабы царь прибыл поближе к Москве, в Алексеевское или Преображенское, куда каждый мог отправиться без угрозы. Однако те, кто поумнее, не желали, боясь опасности и кровопролития.
Эта грамота доставлена мне полковником Риддером, который получил оную. Я послал за генералом и полковниками, в чьем присутствии она была распечатана. Мы постановили отнести грамоту к боярину князю Вас. Вас. Голицыну, и, поскольку никто не дерзал на это, отправился я с несколькими полковниками и предъявил ему грамоту, причем он был весьма взволнован, хотя и старался сохранить лицо как можно лучше. Он заявил нам, что покажет оную царю и принцессе и тогда мы получим указ. Я сказал ему, что мы боимся лишиться голов в случае ослушания. Он сказал мне, что к вечеру мы должны получить ответ, для чего велел оставить моего зятя – полковника Штрасбурга.
Вернувшись, я стал готовиться к отъезду и заявил полковникам и другим офицерам, кои пришли ко мне за советом, что невзирая ни на какой указ, который может быть здесь дан, я решился ехать и отправлюсь вечером. Посему все, и старшие и младшие, стали собираться.
Вечером мы выехали из Слободы, и уже стемнело, пока добрались до Яузского моста. Мы проехали еще 15 верст и покормили коней.
Наш отъезд в Троицу был кризисом сего дела, ибо все стали открыто высказываться в пользу младшего царя.
В Москве принцесса известилась, что ей не позволят прибыть в Троицу, и была весьма недовольна, однако не соглашалась выдать Ф. Шакловитого. Посему стрельцы вечером явились в великом числе в замок или ко двору и, требуя аудиенции, получили оную. Они заявили, что пришли просить ее о выдаче Федьки Шакловитого, дабы могли доставить его с остальными в Троицу, согласно указу младшего царя. Сперва она говорила весьма решительно, отказываясь его выдавать и убеждая их не вмешиваться в дело между нею и братом, но хранить спокойствие. Не довольствуясь этим, они заявили ей, что если не смогут заполучить его, то будут вынуждены ударить в набат, то есть большой колокол тревоги, причем принцесса выглядела взволнованной. Тогда ее приближенные, опасаясь насилия и возмущения, сказали ей, что не стоит спорить в таком деле; если поднимется бунт, то многие лишатся жизни, так что лучше его выдать. Итак, она позволила себя убедить и велела выдать его.