Петр I

«Монарх удостаивал своим посещением не токмо знатных, но и самых низких и бедных людей, и не отказывал звавшим его на обед, хотя б для сего должно было ему входить в хижину простого мастерового, или матроса. Однажды Государь, осматривая работу у галерной гавани, сказал командиру оной господину порутчику Неплюеву: “Я зван на родины, поедем со мною”. И приехав к работнику команды сего Неплюева, поцеловал родильницу, и пожаловав ей рубль, выкушал рюмку водки, и закусив пирогом с морковью, подал кусок оного поручику: “Знаешь, брат, – сказал он ему, – это природная наша пища, а не итальянская”».

* * *

С марта 1718 года, после окончания московского розыска, Петр осел в Петербурге, иначе говоря – стал проводить в столице бóльшую часть времени. Постоянные разъезды остались в прошлом. К «оседлой жизни» царя побудил не столько возраст, сколько наладившийся государственный уклад и переход Северной войны в ее завершающую, победительную фазу.

Стараниями генерал-губернатора светлейшего князя Меншикова Петербург за пятнадцать лет стал крупным городом, в котором незазорно было проживать царю. Меншиков старался, но и о себе не забывал. О казнокрадстве светлейшего ходили легенды, и одну из них хочется привести как пример царского самодурства (случалось, что уж греха таить).

Петр захотел превратить Васильевский остров в подобие Амстердама: прорыть через остров три широких канала, от которых к домам будут отходить каналы поуже. По периметру остров должна была окружать набережная, предназначавшаяся для прогулок. Строившим дома на острове Петр приказал «при своих палатах делать гавани… к двум домам одну гавань… а без гаваней тех палат не делать… понеже таковые гавани весьма тем жителям будут потребны для их домовых нужд».

Иметь свой собственный Амстердам – дело хорошее. Пускай иностранцы видят, что мы тоже не лыком шиты. Но можно представить, во что бы превращался изрытый каналами остров во время каждого наводнения…

Легенда гласит, что Меншиков присвоил часть средств, отпущенных на рытье каналов, и потому каналы получились узкими, непригодными для плавания. Петр расстроился, в очередной раз поколотил фаворита палкой и велел каналы засыпать… Но на самом деле все было немного иначе – по какой-то причине Петр не оговорил ширину каналов, и Меншиков прорыл их по своему усмотрению. «Заметя, что каналы уже амстердамских, и справясь о том у резидента Вильда, – пишет Пушкин в «Истории Петра», – он [Петр] закричал: “Все испорчено” и уехал во дворец в глубокой печали, Петр жестоко пенял за то Меншикову. Архитектор Леблонд советовал сломать дома и завалить каналы и строить все вновь. «“Я это думал”, – отвечал Петр и после уж никогда о том не говорил». Дело было в 1718 году, а каналы засыпали только в 1767 году, по приказу Екатерины II. Можно предположить, что Петр планировал переустроить остров, но руки до этого у него не дошли. А может, разочарование оказалось настолько сильным, что о каналах даже думать не хотелось, тем более что у Петра была другая «игрушка» – Летний сад, задуманный как «маленький Версаль». В устройстве сада в очередной раз проявилось петровское стремление сочетать приятное с полезным, или, если точнее, извлекать практическую пользу из любого начинания. Шестьдесят установленных в саду фонтанов изображали сцены из басен Эзопа, а рядом был вывешен текст басни с комментариями. Под настроение Петр мог прочесть посетителям сада краткую лекцию у того или иного фонтана.

И еще о пользе. Конфискованные палаты Андрея Кикина отвели под Кунсткамеру – коллекцию редкостей, учрежденную в 1714 году. Отвели временно, до тех пор, пока на стрелке Васильевского острова не были построены Палаты Санкт-Петербургской Академии Наук, Библиотеки и Кунсткамеры.[154] Сначала Кунсткамера находилась в Людских палатах при Летнем дворце, но постоянно пополнявшейся коллекции скоро стало там тесно. Именно с переездом в Кикины палаты в конце 1718 года Кунсткамера превратилась в полноценный музей.

Идеальный город, в котором все устроено наилучшим образом, – такую столицу хотел иметь Петр. В 1718 году произошло событие, изрядно обрадовавшее царя. У деревни Полюстрово близ Петербурга были открыты источники железистых вод. Отныне Петербург мог считаться курортным городом («курортным городом с неповторимым своеобразным климатом», как сказали бы в наше время).