Пётр и Павел. 1957 год

– И я думаю, – Капитолина к происшедшему отнеслась очень серьёзно. – Но с другой стороны… Он "честное комсомольское" дал!.. И, знаете, так серьёзно, "со значением" убеждал: "Вступай, мол!..". Только как вступать, когда любви нет?.. А если и есть, то так – самую чуточку?.. Вот и не могу решиться: вступать или не вступать?.. Вот в чём вопрос.

На Красной площади фанфары пропели «Слушайте все!».

Матюша стоял на трибуне мавзолея, а рядом с ним – люди в чёрных костюмах с бокалами шампанского в руках. Он никого из них не знал, но это было совсем неважно, потому что внизу, прямо под трибуной сидел на колченогой табуретке самый дорогой для него человек на этой земле – папа. Это для него Матвей устроил этот праздник!.. Он был очень торжествен и серьёзен, и лишь одного Матюша не мог понять: почему папа не надел своего парадного костюма с орденами и медалями. Длинная белая рубашка, очень похожая на Матюшину ночнушку, свисала с папиных плеч почти до самой земли и руки за спиной у него были связаны белой верёвкой, на которой Капа сушила бельё во дворе… И ещё!.. Какие у папы грустные, страдальческие глаза!.. Почему?!..

– Парад!.. Равняйсь!.. Смирно!.. Для встречи справа и слева… на караул!..

Грянул духовой оркестр, и по брусчатке Красной площади перед трибуной мавзолея, чеканя строевой шаг, прошёл тот самый военный, который висел над бабушкиной кроватью в рамочке.

– Здравствуйте, товарищ!.. – что есть силы попытался крикнуть Матюша, но слабый шёпот тихо выполз изо рта у него. Как ему было стыдно!..

Военный громко засмеялся, так что гулкое эхо прокатилось по пустынной площади, а люди в чёрном подняли вверх бокалы и дружным хором ответили.

– Здравия желаем, товарищ Главный Герой Советского Союза!..

– Поздравляю вас с днём рождения моего папы!..

– Ура!.. Ура!.. Ура!.. – троекратно гаркнули они и залпом осушили свои бокалы.

Военный остановился перед трибуной и грозно спросил у папы:

– Ты когда успел так набраться?!..

Папа в ответ что-то пробормотал, но что Матюша не услышал.

– Смотри у меня!.. В следующий раз вылетишь из приличной компании, как пробка из бутылки! – и погрозил папе палцем.

Сердце Матюши разрывалось от жалости и любви!

– Папа!.. – закричал он. – Не бойся!.. Я с тобой!..

Но опять крик у него вышел какой-то жалкий… Безпомощный…

Пустые бокалы полетели на мостовую. Те с хрустальным зонном разлетелись на мелкие кусочки, а люди в чёрном загалдели, как стая потревоженного воронья.

– На посошок!..

– Сначала стременную!..

Они набросились на Матюшу и с криками: "За дорогого юбиляра!", – стали подбрасывать его вверх, к самому потолку.

– Мы всех врагов победим! – кричал Матюша, пытаясь вырваться из цепких рук. – Мы даже их уничтожим!..

– Он заснул… Бедный мой мальчик!.. – раздался над ним такой родной и любимый голос мамы.

– Потому что мы этого очень хотим! – он ни за что не хотел сдаваться.

– Савва, когда гости уйдут, отнеси его в кровать…

– И мы это, конечно, сможем!..

Матюша открыл глаза.

Гости, действительно, расходились. В прихожей стоял обычный в таком случае гомон:

– Спасибо, Зинаида Николаевна!..

– Осторожней, тут ступенька!..

– Чудесный вечер!..

– Ты дорогу-то домой найдёшь?..

– Завтра в десять планёрка!..

– Посторонних просим не безпокоиться…

– Счастливо!..

– Пока!..

– До завтра!..

В прихожую на четвереньках выполз комсомольский вожак. Задрав голову вверх и обведя безсмысленным взглядом столпившихся гостей, он через силу промычал:

– А-му-у-м!.. Вот!.. – упал носом под ноги гостям и замер, не подавая признаков жизни.

Все опешили, растерялись, уж очень неожиданным было его появление, потому, наверное, и не заметили, что в дверях стоит незнакомый мужчина в длинном драповом пальто с перебинтованной головой.

14

Так случилось, что Павел Петрович Троицкий подошёл к бывшему дому винозаводчика Акиньшина в тот самый момент, когда гости первого секретаря Краснознаменского горкома партии, пьяные, но довольные, расходились во свояси. Столь позднее появление его на юбилее брата объяснялось необыкновенным, небывалым стечением обстоятельств.

Дело в том, что Верещагин-Суздальский, как человек, входящий в элиту Краснознаменска, получил на юбилей первого секретаря горкома партии пригласительный билет "на два лица". Поскольку он вёл замкнутый образ жизни, "второго лица" в его арсенале не значилось, приглашать было некого, потому и мелькнула у него шальная мысль: а не предложить ли свободное место своему новому знакомому. Павел Петрович колебался недолго. Пожалуй, это было даже заманчиво – понаблюдать за братом со стороны, так сказать, инкогнито. Иннокентий Олегович страшно обрадовался. Он представлял, какой это произведёт сногсшибательный эффект, когда среди общей юбилейной суеты он объявит во всеуслышание: "Пётр Петрович, позвольте представить вам вашего брата!.." Что тут начнётся!.. Он уже мысленно потирал руки и предвкушал предстоящее удовольствие.

Как жаль, что его планам не суждено было сбыться!..