Пётр и Павел. 1957 год

– И рад бы, да она, по-моему, на это не очень охотно идёт.

Вернулась Капитолина с портфелем Павла в руках.

– Вот он… Тут ваш подарок.

Недаром Павел так надолго задержался у Верещагина-Суздальского: талантливый человек во всём талантлив и, уж коли вызвался помочь, сделает это наилучшим образом. Бездомные шахматные фигурки Вениамина Генкина обрели, наконец, своё законное жильё: две картонные коробочки из-под гуаши Иннокентий Олегович превратил в два лагерных барака с дверью и маленькими оконцами, забранными самой натуральной решёткой. Одним словом, художник постарался на совесть.

– Вот… – Павел аккуратно расставил фигурки. – Извини, шахматной доски не хватает, но это дело наживное. К тому же один из авторов композиции обещал мне подарок доделать, если, конечно, у него со здоровьем всё будет в порядке…

– Какая прелесть! – невольно вырвалось у Петра. – Это ты сам сделал?!..

– Что ты?!.. Что ты?! – Павел замахал руками, – Я такими талантами не обладаю.

– А кто же?..

– Один наш общий знакомый… Правда сейчас он висит в своём дворе на груше.

– Что?!.. Венька Генкин?!.. – казалось, имя это, произнесённое вслух, разнесёт всё вокруг вдребезги, наподобие бомбы. – Этот убийца?!.. – Пётр даже задохнулся от негодования.

– Да, Петя, убийца нашего батюшки.

– И ты принял от него этот подарок?!..

– Принял… Как видишь…

– Как ты мог?!.. Ведь он убил нашего отца!.. Ты, конечно, извини меня, Павел, но с твоей стороны это как бы… предательство. Да, именно так. Ты предал память нашего отца. Нет, это невозможно понять!..

И Алексей Иванович, и Капитолина замерли в испуге: уж очень суровым было это обвинение в адрес Павла. А тот только усмехнулся слегка и ответил брату спокойно, даже чуть иронично.

– Петя, давай мы с тобой уговоримся: не будем бросаться громкими словами. Особенно такими, как "измена", "предательство". Ни к чему хорошему это нас с тобой не приведёт. Тем более, что дарителя уже нет на этом свете.

– Я просто называю вещи своими именами! – в запальчивости выкрикнул Пётр.

– Может быть, и так, но всё-таки… удержись от таких безапелляционных обвинений. А вдруг они окажутся несправедливыми.

– Ну, знаешь ли!.. – младший брат кипел от возмущения и, похоже, успокаиваться не собирался.

– Что ж… Попробую объяснить тебе, почему я так поступил, – Павел чуть помедлил и заговорил с Петром мирно, даже ласково. – Ты говоришь: "Предал!"?.. Верно, Пётр, я, и в самом деле, отца своего предал, но не теперь, когда эти безвредные фигурки в подарок от Вениамина Генкина принял. Много раньше, когда по наущению того же Веньки из дому сбежал и с теми, кто потом его мученической смерти предал, дружбу водить начал. Каюсь. Великий грех на мне. И я за это своё предательство с лихвой получил. Только пойми меня правильно: я не хвастаюсь и не кичусь своими страданиями, а говорю, как оно есть: получил то, что должен был получить. А ты сам?.. Тоже ведь не с монахами из Давидовой пустыни все эти годы дружбу водил, а с теми, кто в той же партии, что и убийца нашего отца состоял. Так что не торопись меня к позорному столбу пригвождать. Мы с тобой по одной дорожке шагаем, и нам с тобой обоим за каждый наш проступок перед Богом отвечать придётся. Вот отчего тревожусь за нас всех и, прежде всего, за тебя. Но об этом мы с тобой после поговорим, не при всех. Это, что касается моего "предательства". Теперь далее. Если бы ты видел самого злодея Генкина!.. От человека одни руины остались. Он всего на год меня старше, а выглядел глубоким стариком. К тому же инвалид: без палки шага сделать не может. И наказание, которое он получил, пострашнее моего будет. Свои – своего!.. Понимаешь?.. Служить не за страх, за совесть, а в ответ получить десять лет лагерей и перебитый позвоночник. Вот почему и нарядил он всех своих прежних кумиров в арестантские робы и поместил их на зону. А закончил свою безславную жизнь вообще на грушевом суку. Я на пересылке своего первого следователя встретил. Помните, я рассказывал?.. "Перепуганного"?.. Он, как увидал меня, бросился ко мне, как к родному: "Вы живы?!.. Слава Богу!.. А то я боялся, что не смогу у вас прощения попросить!.." И повалился мне в ноги: "Простите!.. Не держите зла!.. Это не я – меня заставили!.." Видно было, повредился в уме человек…

Павел помолчал, а потом очень серьёзно добавил:

– Величие двадцатого съезда партии, на мой взгляд, не в том, что он признал незаконность сталинских репрессий и освободил из лагерей миллионы безвинных людей. Величие его в том, что признала наконец наша партия: "Да! Проиграли мы войну с собственным народом. В пух и прах проиграли!.."

– Постой!.. – возмутился Пётр. – О какой войне ты говоришь?!.. Тем более "с народом"?!.. Партия никогда с народом не воевала…