Петр III

Но императрица уже была научена горьким опытом прежних конгрессов. В марте 1760 года негодующему Версалю возразили из Петербурга, что Россия имеет право на компенсацию, «тем паче, что нашим оружием одержаны многие славные победы над королём прусским»¹⁵. Париж воззвал к Вене. Однако австрийская императрица Мария Терезия пошла на уступки русской союзнице. 21 марта 1760 года был подписан договор, в котором обе стороны признавали права друг друга на территориальные возмещения убытков.

Европейские дипломаты немедленно заговорили о том, что целью России является вся Пруссия. Годом позже секретарь французского посольства в Петербурге Жан-Луи Фавье рассуждал: «До сих пор Россия не участвовала ни в одном из общих конгрессов, которыми заканчивались большие европейские войны. Ныне же русский двор поставил для себя вопросом чести достигнуть того, чтобы играть одну из первых ролей в предстоящем конгрессе... Польша, конечно, будет роптать, но она, по обыкновению, подчинится тому, чего не в состоянии избежать... Страх возбудить неудовольствие этой сарматской анархии ещё никогда никого не останавливал... Допустит ли это Порта? ...Турки с давних пор слывут покровителями Польши и с давних пор никому не препятствуют её притеснять... Швеция, конечно, не без зависти увидит это распространение русских владений вдоль Балтийского моря; но... с ней вообще немного советуются, а Россия — меньше прочих держав».

Однако оставались ещё Вена и Версаль. Позиция этих главных игроков была сомнительна. «Венский двор, столь же заботливо удаляющий от себя русских [в мирное время], сколь усердно призывающий их на помощь в минуты опасности, неужели он без зависти станет смотреть, как те овладеют пунктом, откуда им легко будет... незваным проникнуть в Германию? А Франция? Не рискует ли она утратить всё своё... влияние на севере, если Россия, покорив Пруссию, водворит в этой части Европы свой деспотизм?»¹⁶ Нет, ни о каком согласии союзников речи быть не могло.

Тем временем Фридрих II осадил Дрезден. Австрийцы одержали несколько побед в Силезии, а русские войска осенью подошли к Берлину. После недолгой осады, которой руководил давний друг и поклонник Екатерины молодой генерал Захар Григорьевич Чернышёв, 28 сентября гарнизон сдался. Были взорваны арсеналы, увезены артиллерия и оружие — 143 орудия, 18 тысяч ружей и пистолетов, взята контрибуция в размере двух миллионов талеров. На помощь городу бросился Фридрих II, и русские части отступили, поскольку захват вражеской столицы носил больше политический, нежели военный характер. 5 ноября 1760 года Лопиталь жаловался из Петербурга: «Взятие Берлина придало здешнему двору смелый, чтобы не сказать дерзкий тон»¹⁷.

Генерал-майор прусской службы

Зиму 1761 года великокняжеская чета прожила на удивление тихо. Со стороны могло показаться, будто в семействе Петра Фёдоровича царят безмятежное согласие, довольство и мир. Именно такое впечатление создаётся при чтении «Дневника статского советника Мизере».

10 января малый двор выехал в Ораниенбаум, надеясь пробыть в загородной резиденции чуть больше недели. «...Катанье в 12 маленьких салазках на дачу Её императорского высочества великой княгини за 7 вёрст от Ораниенбаума. Немного пасмурно. Частые падения в снег. Крики предостережения. Большое удовольствие и много смеха. Прекрасное положение фермы и любезная приветливость хозяйки, которая сама угощала итальянскими ликёрами всех, приехавших в её красивый круглый дом, возвышающийся на горе. Питьё кофе и молока из фермы с чёрным хлебом и маслом».

На следующий день разыгралась вьюга со шквальным ветром, что не помешало параду. Карты сменялись музыкой и курением трубок. Штелин проводил время в обществе фаворитки графини Воронцовой. А Екатерина, ссылаясь на усталость, не показывалась при дворе. 15-го: «Утро на охоте за лесными пулярками. Оттуда пешком на ферму великой княгини, где она угостила великолепным обедом с любезностью хозяйки. До обеда катанье с гор на лыжах. Катанье на коньках, игры. После обеда странная весёлость Его императорского высочества и всей компании. Бал в маленькой комнате, и никакой другой музыки, кроме человеческого голоса, со шляпой в руке вместо скрипки и шпагой вместо смычка».

В этой сценке Пётр — как живой. Экстравагантные дурачества в узком кругу, свободное самовыражение и общая атмосфера непринуждённости. Никто никому не мешает, все вполне довольны. «Вечером великая княгиня воротилась в Ораниенбаум, где стояли ледяные горы... Двор, великий князь и я отправились на новую ферму, приобретённую от гвардейского майора Казакова, отпраздновать новоселье прекрасным ужином и большим фейерверком в саду, а в зале — малым французским, изображавшим водяной бассейн, в котором разные животные метали огненные фонтаны»¹⁸.