Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

Хоровод торжественных приемов не прерывался. Колонн дал званый вечер. Еще более роскошный званый вечер дала баронесса Тресдерн, страстная любительница музыки, которая могла позволить себе организовать небольшую постановку вагнеровского «Кольца» в своем салоне на Вандомской площади. Теперь она давала музыкальный вечер в честь вошедшего в моду российского гостя. Кроме того, приемы были организованы русским посольством и мадам Полиной Виардо. Особенно роскошный прием устроило издательство «Фигаро», когда в убранных цветами залах издательства был исполнен третий акт «Власти тьмы», и все это в честь российского гостя. Пианист Димер подготовил торжественный концерт, в котором принимали участие его ученики, исполняющие исключительно произведения Чайковского. Это послужило неплохой рекламой как для виртуозного пианиста, так и для композитора, а возможно, и для молодых исполнителей. Во всех этих светско-музыкальных мероприятиях принимала активное участие мелкая и крупная бульварная пресса. Разумеется, Чайковскому уделялось гораздо меньше внимания, чем «изысканному туалету госпожи Полиньяк (или госпожи Ноалле) из сатина и белого тюля». Восхваляли «la grâce de Grande Dame»[12], госпожи Бернардаки, урожденной Лейброк, и роскошное убранство залов издательства «Фигаро», при этом не забыли упомянуть и имя торговца цветами, чтобы и он не был обделен всеобщим рекламным благословением.

Когда подошло время двух больших концертов Чайковского в «Шателе», российский гость уже был вхож в дома всех влиятельных особ и в приемные всех важнейших издательств. Как положено светскому человеку, он успел везде побывать с визитом, опекаемый своим неугомонным издателем господином Марквартом. И вот теперь, под конец, ему предстояло знакомство с широкой французской публикой. Кроме того, ему должна была уделить внимание серьезная музыкальная пресса.

В «Шателе» его встретили бурными овациями, которые, как он подозревал, несомненно предназначались не столь самому композитору, о котором этой публике мало что было известно, сколь «матушке России» и французско-русскому братству. Однако горячо аплодировали и после каждой отдельной части, и по окончании концерта.

Пресса вела себя сдержанно. Было ясно одно: источником информации послужила «Музыка на Руси» Цезаря Кюи. Отзывы парижской прессы были строгими: «Господин Чайковский не так уж типичен для российской музыки», ему не присущи ни смелость, ни грандиозная оригинальность, отличающая великих славян, к которым относятся Бородин, Кюи, Римский-Корсаков и Лядов. Чайковский же, к сожалению, слишком «европеизирован», «немецкая нота в его музыке подавляет славянскую и поглощает ее».

«Они ожидали экзотических эффектов, — с горечью думал Петр Ильич. — В Лейпциге меня обвиняют в том, что я французский, в Гамбурге — что азиатский, в Париже — что немецкий, а в России считают, что я — все вперемешку, но при этом совершенно не оригинален.