Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

В последующие годы его пропагандистская активность идет на убыль: Петр Алексеевич по-прежнему время от времени читает лекции, выступает на собраниях и митингах, но уже говорит скорее от себя лично, больше как ученый и теоретик. Упомянем лишь некоторые из таких мероприятий. Так, 1 ноября 1890 года Кропоткин выступал на митинге против преследования евреев в царской России в Майл-энде вместе со Степняком-Кравчинским, Феликсом Волховским, дочерью Маркса Элеонорой и Уильямом Моррисом.

11 ноября 1891 года он был одним из выступавших на митинге в Этическом обществе в память казненных чикагских анархистов. Другими ораторами там были Луиза Мишель и Малатеста. 7 февраля 1896 года Кропоткин выступил в Институте рабочей молодежи. В январе 1897 года держал речи на митингах солидарности с испанскими революционерами, которых пытали в барселонской тюрьме. Особенно крупным мероприятием с его участием стал марш из Майл-энда и митинг в Гайд-парке 21 июня 1903 года против Кишиневского погрома евреев в России. На нем собрались двадцать пять тысяч человек. Кропоткин, подъехавший с опозданием, был на руках пронесен через толпу и произнес речь по-русски и по-английски, несмотря на болезнь. В последующем лечащий врач запретил Кропоткину выступать на публичных митингах, тем не менее революционер принял участие в церемонии открытия и пятничных лекциях в Лондонском рабочем клубе, созданном в феврале 1906 года.

* * *

Кропоткин был весьма популярен среди населения Уайтчепела – района, где жили еврейские рабочие-иммигранты. Здесь, на Бернер-стрит, находился «Международный клуб по просвещению трудящихся», основанный еврейскими анархистами и социалистами. В этом «Бернер-стрит клаб»[946] весьма частым гостем и одним из самых любимых ораторов и был наш Петр Алексеевич.

Саул Яновский (1864–1939), в то время редактор анархистской газеты на идиш Der Arbeter Fraynd, вспоминал, как однажды после лекции в «клабе» Кропоткина буквально облепила толпа детей местных бедняков: «Я не знаю, что их привлекло к нему: борода ли его или широкая изношенная шляпа, которую он тогда носил. Но факт тот, что дети-оборвыши окружили его. В этот момент я действительно видел перед собою живого рождественского Дедушку Мороза, стоявшего в кругу бедных детей, вместо подарков дарившего им любовь, излучавшуюся из его глаз. Эту картину я никогда не забуду, как не забуду и выражения счастья, отразившегося на маленьких исхудалых личиках детей, головки которых он гладил или ручки которых он пожимал на прощанье»[947].

В отношении к детям он всегда чем-то напоминал Деда Мороза или доброго волшебника из сказки. Внимательный, веселый, готов заступиться и утешить. Его племянница Екатерина вспоминала, как однажды он застал ее, семилетнюю девочку, плачущей. Дети обычно ломают любимые игрушки, а она разорвала платье куклы. Дядя Петя сел вместе с ней зашивать платье: «И надо было видеть эту картину! Занятой, обычно спешивший куда-то по делу… конечно, не умевший шить платья кукле, он сидит, чтобы утешить ребенка, и что-то ковыряет иглой, не спеша, ободряя бесконечно ласково…»[948] А когда Катя была совсем маленькой, дядя весело прятал баловавшегося ребенка за своей огромной бородой[949].

Другой случай, вспоминала она, произошел в Дмитрове. Уже семидесятивосьмилетний Петр Алексеевич помог пятилетнему мальчику собрать грибы, которые тот рассыпал из корзины, успокаивая при этом незадачливого грибника[950]. Там же, в Дмитрове, он проводил бесплатные занятия для двух крестьянских мальчиков. Назначил им программу чтения книг и отвечал на все вопросы об окружающем мире, какие у них возникали[951].

В конце 1860-х – начале 1870-х годов Кропоткин много времени проводил с племянниками. Кроме театрализованных представлений, он читал им сказки, дарил книги по естественной истории, произведения Некрасова и Диккенса. С воспитывающими, но без занудства, дарственными надписями: «Коточку, чтобы он почаще плакал о страдающих»[952]. Коточек – это Екатерина Половцова. А надпись дядя Петя сделал на книжке сказок Н. П. Вагнера «Кот Мурлыка». Потом дядя читал ее вслух и до того душевно, что плакала не только девочка, но и он сам[953].