Эта поездка почти обессилила Кропоткина физически. В апреле он слег с гриппом на неделю, в ноябре – пережил сердечный приступ, чуть не отправившись в мир иной… «Сегодня ровно месяц с того дня, как я едва не умер, – писал Петр Алексеевич 12 декабря 1901 года Гильому из Брайтона, где поправлялся после приступа. – Сердце совершенно остановилось. Это не был обморок – я ни на минуту не потерял сознание: я говорил Софье и Саше (моей девочке), что надо делать. Но я чувствовал, что жизнь кончается. В течение часа нельзя было обнаружить ни малейшего биения сердца. Грудная жаба или, скорее всего, просто переутомление: я слишком много работал последние 7–8 месяцев, включая поездку по Америке, т. е. прочел там курс лекций в Бостоне, а затем делал доклады до бесчувствия перед 4000 и 5000 человек об анархии! И затем инфлюэнца на пути из Нью-Йорка в Чикаго»[974]
.Но итоги поездки снова были впечатляющими. И дело не только в том, что великий анархист за счет лекционных сборов получил значительные пожертвования для
Но этот успех вышел ему и анархистам боком. Американские власти были встревожены подобной рекламой идей безгосударственного самоуправления и социальной революции. В сентябре 1901 года появился повод расправиться с последователями Кропоткина. Как всегда бывает в таких случаях, помог «энтузиазм» самозваного одиночки – сочувствовавший анархистам Леон Чолгош застрелил президента США Уильяма Мак-Кинли. По стране стали распространяться слухи об анархистском заговоре, организованном Эммой Гольдман и Петром Кропоткиным. Американских анархистов начали арестовывать. А в 1903 году Конгресс принял закон, запретивший анархистам въезд в США. И этот законодательный акт до сих пор действует в демократической Америке, как и многие очень архаичные законы, принятые законодательными собраниями отдельных штатов и Конгрессом еще в конце XVIII и XIX веке. Больше Кропоткин не мог приехать в Штаты.
Во время американского турне 1901 года пересеклись пути Петра Кропоткина с Эндрю Карнеги (1835–1919). Богач, владелец сталелитейных заводов, пригласил князя-анархиста посетить дворец скромного американского миллионера. Кропоткин отклонил приглашение, пояснив, что не может воспользоваться «гостеприимством человека, который содействовал осуждению другого человека на 22 года». Тем более что тот другой – последователь Кропоткина, его «товарищ, Александр Беркман»[977]
. Как мог Петр Алексеевич забыть об истории, которая произошла всего девятью годами ранее? 23 июля 1892 года, в ответ на жестокую расправу полицейских и агентов частного агентства Пинкертона над бастующими рабочими сталелитейного завода Карнеги в Пенсильвании, американский анархист Александр Беркман (1870–1936) попытался застрелить управляющего заводом Генри Клея Фрика (1849–1919). Эту месть молодой эмигрант из России, племянник Марка Натансона, планировал вместе со своей подругой Эммой Гольдман. «Фрик виновен в этом преступлении и должен ответить по заслугам», – говорил он Эмме. «Я убью Фрика, и меня, конечно же, приговорят к смерти. Я умру с достоинством и буду знать, что отдал жизнь за людей. Но умру я только от своей собственной руки, как Линг»[978]. Ворвавшись в контору «эффективного менеджера», анархист трижды выстрелил в него из револьвера, однако Фрик остался жив. Вероятно, поэтому Беркмана приговорили не к смертной казни, а всего лишь… к 22 годам тюремного заключения. Товарищи по всему миру устроили кампанию в его поддержку. Присоединился к ней и Кропоткин. Он даже пытался навестить узника, специально заехав в тюрьму в Питтсбурге, но в свидании ему был отказано[979].Зато куда лучше сложились у Карнеги отношения с императором Николаем II. В 1910 году Эндрю Карнеги подарил ему слепок скелета диплодока – ящеротазового динозавра, обитавшего 157,3–145 миллионов лет назад в заболоченных и мелководных водоемах Северной Америки. Этот слепок украшает один из залов в здании Палеонтологического музея имени Ю. А. Орлова на улице Профсоюзной, в Москве. Мог ли предполагать император, что по воле истории и его останки спустя десятилетия станут предметом интереса ученых? О них будут написаны научные монографии… Что же, как говорил Михаил Бакунин: «Перед вечностью все тщетно и ничтожно»…