Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

В поездке Половцову сопровождал Гиллот, который и сам был не прочь познакомиться с Петром Алексеевичем. Поскольку это была первая встреча после долгих лет разлуки, Екатерина волновалась. Ведь дядя – всемирно известный анархист. Как он воспримет оплаченные ею роскошные апартаменты гостиницы с видом на Рейн, дорогие вина, шампанское, шоколад и дорогие сигары? Эти вопросы не на шутку волновали ее. Но Петр Алексеевич не протестовал. «Дядя был положительно всем доволен, восхищался чудным видом на Рейн, говорил, что любит Голландию за то, что голландцы – свободный народ, курил дорогие сигары и хвалил их, пил шампанское, был весел, очаровательно мил и жизнерадостен»[989]. Священник, анархист, его племянница и дочь гуляли по окрестностям Арнема, спорили до хрипоты об анархизме, истории Нидерландов и России, любовались платановыми аллеями, росшими здесь с древних времен. Через четыре дня они распрощались. Петр Алексеевич уехал в гости к анархисту Фердинанду Домеле Ньивенхёйсу (1846–1919). «Передай всем, что я всей душой стремлюсь в Россию и не теряю надежды на то, что это удастся»[990], – сказал он на прощание Екатерине Половцовой.

* * *

Хотя бурные события и лихорадочная агитация анархистов способствовали росту их популярности в Британии, создать настоящее влиятельное анархистское движение в стране так и не удалось.

Слишком сильна была вера британских трудящихся в мирные постепенные реформы. Позднее, в 1895 году, Кропоткин объяснял американской анархистке Эмме Гольдман (1869–1940): «У британской буржуазии есть все основания бояться недовольства масс, и политическая вольность в этом случае – лучшая защита… Английские политики хитры, они всегда держат политические поводья ослабленными. Британскому обывателю нравится думать, что он свободен, – так он забывает о нищете. В этом вся ирония жизни здешнего рабочего класса»[991].

До подъема британского синдикализма на волне разочарования очень умеренными и мирными тред-юнионами было еще очень и очень далеко. Британские анархисты, несмотря на наличие у них блестящих умов и талантливых авторов, оставались изолированными в обществе. «Их пропаганда, – констатировал в 1890-х годах Альбер Метен, – распространялась среди иностранцев бедных кварталов, среди портных, русских евреев Гундсдича и Уайтчепела, итальянских поваров и мастеровых Ислингтона, французских рабочих Лейчестерского сквера и Тотнэм-Корт-роуд». В среду английских рабочих она не проникла, и анархизм, подытоживал французский автор, «еще не организовался в Великобритании, как на материке». Анархистские газеты выходили, устная агитация продолжалась, но ее размах оставался ограниченным. «Британская полиция доставляет гораздо меньше беспокойства анархистам, чем агенты, содержащиеся в Лондоне властями материка и обязанные надзирать за беглецами. Ораторы говорят по воскресеньям, взобравшись на табурет на углу улицы, рядом с социалистическим митингом или собранием салютистов. Они приходят на большие собрания Гайд-парка. На последней манифестации 1 мая учредительный комитет предоставил им одну из платформ-трибун»[992].

Вероятно, именно ограниченность влияния анархистов в Британии послужила одной из причин того, что в последующие годы Петр Алексеевич постепенно все больше отходил от «активистской» деятельности. Он перестает участвовать в работе редакции Freedom, хотя продолжает писать регулярные статьи для этой анархистской газеты. Другой причиной могли быть проблемы со здоровьем, сильно подорванным годами странствий и тюрем: от последствий старых болезней Кропоткин так никогда полностью не оправился и страдал от периодического недомогания в сыром английском климате. Наконец само положение политического эмигранта в известном смысле связывало руки для прямой революционной деятельности на территории страны, где было получено убежище.

Все это привело к тому, что Кропоткин не вошел ни в одну из организованных анархистских групп Британии и ограничился чтением лекций, эпизодическими выступлениями на митингах, собираемых по различным поводам анархистами и рабочими клубами, написанием статей и теоретической работой. Его материалы в последующие годы регулярно появлялись не только в Nineteenth Century и нескольких анархистских газетах, включая Freedom и французские La Révolte («Бунт», 1887–1895) и Les Temps Nouveaux («Новые времена», 1895–1914), которые издавал Жан Грав, но временами и в таких изданиях, как либеральные The Speaker, The Forum или североамериканские журналы The Atlantic Monthly, The North American Review и The Outlook.