В целом же Великое княжество Финляндское пришлось будущему анархисту по вкусу. Здесь он чувствовал себя «вольнее». Прежде всего потому, что никто не требовал паспортов, подорожных и иных документов. Достаточно было записать свое имя и фамилию в книгу на станции или в гостинице[370]… Вместе с тем Кропоткин восхищался трудом финских крестьян, вынужденных часто вспахивать и боронить поля, усеянные крупными валунами, и при этом получать хороший урожай. Удивляло довольство населения: крестьяне и рабочие одеты в сюртуки из сукна и пеньки, носят прочные сапоги, лаптей как типа обуви нет вообще[371].
В начале июля он отправляется на пароходе в Стокгольм. Швеция стала первой европейской заграничной страной, где побывал Кропоткин. В письмах брату он восхищается красотами Стокгольма, Гётеборга, Норчёпинга и их окрестностей так же, как ранее восхищался природой Финляндии. Посещает музеи и выставки, контактирует со шведскими географами, проводит исследования за городом. Кропоткину нравятся местные дешевые гостиницы со столь же дешевыми (хотя и сытными) обедами. Читая вот эти строки, понимаешь, что гурман все же был Петр Алексеевич, хотя и не обжора, но уж совсем не веган: «Все дешево, во второстепенных гостиницах. В одной, например, по-нашему весьма хорошей, обед из закуски, супа, ростбифа, рябчика и пирожного, кофе, хорошей сигары и ½ бутылки пива стоит всего 1 р. 80 к., и это, заметь, порционно, а не за табльдотом»[372]. Как подлинный турист, он быстро отбрасывает барскую привычку ездить на извозчике. Покупает карту города, путеводитель и пешком нарезает пути между достопримечательностями[373].
При этом, как и многие русские радикалы, посещавшие европейские страны, Кропоткин сразу же обращает внимание на условия жизни рабочих. Вот описание рабочих портовых районов Стокгольма: «Тут собственно рабочий, гаваньский, квартал, – ну это то же, что петербургские закоулки, и то еще поискать. Вонь, грязь порядочная, оборванные ребятишки, торговля поношенным товаром в темных лавчонках»[374].
Да и к политической системе Швеции (конституционной монархии) он относился явно скептически, отмечая в письме брату Саше, что в Стокгольме бросается в глаза «куча статуй с медными болванами для поддержания падающего королевского авторитета»[375]. Хотя полярный исследователь и депутат шведского парламента Эрик Норденшельд и пытается доказать ему в дискуссиях, что свободные и «честные» выборы решат все социальные конфликты, Кропоткин не верит. Не верит потому, что верит только своим глазам… А глаза эти видели рабочие кварталы Стокгольма и видели, как «швея против моих окон так же сидит за швейной машиной с 7 утра до 9 вечера и рабочие, которых мало видно, не смотрятся живущими в довольстве»[376]. И уж совсем смешно выглядят аргументы Норденшельда, когда Петр становится очевидцем классовых боев местного значения – массовой стачки красильщиков в Стокгольме, которую сопровождали «уличные манифестации» и митинги. По газетам он следит за программой и деятельностью крестьянской партии в Норвегии[377].
К тому же его раздражает истовый патриотизм и самомнение, с которым он постоянно сталкивается, общаясь со шведами. Раздражает их желание услышать комплименты о своей стране: «Со мною, после нескольких фраз, непременно вопрос: "А какова вам нравится Швеция?" – но это не вопрос, а прямо вызов на похвалу, да самую восторженную»[378].
В августе Кропоткин вернулся в Финляндию, но уже в начале сентября завершил экспедицию и отправился в Санкт-Петербург. Причина была самая банальная – отсутствие денег. В кошельке оставалось лишь пятьдесят финляндских марок – ровно столько, чтобы хватило переночевать в гостинице и добраться до столицы, прихватив в багаже образцы камней и почв, собранные в Финляндии. Да и условия работы наступающей осенью были крайне печальны. Днем частенько приходилось работать на открытой местности «под градом, при северном ветре», а ночью мерзнуть в самых бедных и грязных придорожных гостиницах[379]. Об этом своем положении писал он секретарю РГО, барону Федору Романовичу Остен-Сакену: «Я знаю, что я вернусь теперь с 10 пенни и, кроме долгов обществу и кучи работы по финляндской поездке, да еще остатков по витимской экспедиции, кроме этого – ничего впереди»[380]. По итогам этой экспедиции в 1871 году в «Известиях Русского географического общества» были изданы «Письма члена-сотрудника П. А. Кропоткина во время геологической поездки по Финляндии и Швеции»[381].