Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Но если сказанное Булгаковым было верно в отношении русской социал-демократии вообще и ее большевистского крыла с его «Железной рукой загоним человечество к счастью» в особенности, то позиция Кропоткина была другой. Хотя и в его случае она вытекала из чувства «кающегося дворянина», якобинская идея «воспитательной диктатуры» и принудительного, насильственного облагодетельствования «несознательного» народа всегда была ему глубоко чужда. Петра Алексеевича вели совершенно иные соображения. Считая себя самого по своему положению скорее умственным пролетарием, Кропоткин выступал за то, чтобы интеллигенция слилась с народом, стала его равноправной частью, а не превращалась в вождя, руководителя и будущего повелителя народных масс[393]. Позже он увязывал этот путь с проявлением естественного для человеческого вида социального инстинкта взаимопомощи. «Если альтруизм для вас не пустой звук и вы примените к изучению социальных вопросов строгий метод натуралиста, вы попадете в наши ряды и будете вместе с нами работать для социальной революции»[394], – обращался он к молодым интеллигентам.

Острый интерес Петра Алексеевичу к социализму подкреплялся бурными событиями в Европе в 1870–1871 годах: Франко-прусской войной и коммунальной революцией во Франции, наиболее известной по знаменитой Парижской коммуне 1871 года. Противоборство между уже корчившимся в кризисе режимом французского императора Наполеона III и набиравшей силу Пруссией взорвало сложившееся равновесие сил в Старом Свете. Обещавший, что «империя – это мир», французский монарх управлял жестко централизованным и бюрократическим государством и вел беспрерывные войны, которые, однако же, все больше выливались в авантюры и становились непосильным бременем для страны. В свою очередь, Прусское королевство, чье правительство возглавлял «железный канцлер» Отто фон Бисмарк, с помощью войн стремилось объединить под своей эгидой германские государства, а Наполеон III пытался этому помешать. Дело закончилось вооруженным столкновением между двумя сильнейшими державами континентальной Европы. Французская империя оказалась разгромлена и рухнула. В условиях военных поражений в стране вспыхнула революция. Отдельные города, начиная с Лиона, поднимали восстания и объявляли себя автономными коммунами, но их выступления беспощадно подавлялись новым Временным правительством. Чаще всего коммунарам удавалось продержаться считаные дни. Но восстание в Париже в марте 1871 года победило. Столица страны была провозглашена коммуной, которая предлагала остальной Франции федеративный союз. В городе началась перестройка жизни на основе самоорганизации и самоуправления. Активную роль в движении играли члены международного объединения социалистических групп и ассоциаций – Первого Интернационала. Но уже в мае свободный Париж пал под ударами правительственных войск…

Первые комментарии Кропоткина к войне между Францией и Пруссией звучали скорее как сочувственные по отношению к Германии. Это может показаться парадоксом, если вспомнить о яро антигерманской и профранцузской позиции Петра Алексеевича в годы Первой мировой войны. И тем не менее в письме к брату Александру 29 июля 1870 года он пишет, что «с особым наслаждением» прочитал в газетах о разгроме французской армии и даже утверждает, что прусские генералы «гуманнее французских, – более развиты, несомненно, они не станут, удаляясь, жечь Саарбрюкена, не станут и Париж грабить». Но главное в оценке ситуации – это надежда на то, что поражение Франции вызовет в этой стране революцию: «Если я желал успеха пруссакам, даже взятия Парижа, то единственно, чтоб образумить этот нелепый народ» – французов, которые все никак не восстанут и не свергнут империю. Кропоткин приветствует начавшиеся волнения во Франции и рассчитывает на революционную роль Первого Интернационала: «Волнение в Лионе знаменательно: это первый случай, если не ошибаюсь, в последние годы серьезного протеста против войны со стороны населения, хорошо, что именно рабочих. Международное общество рабочих, видно, не даром существует»[395].