Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Все беженцы, которые были советскими гражданами, с сентября 1944 года начали возвращаться в Советский Союз. Верочкина мать с сыновьями считались советскими гражданами, попавшими в оккупацию. Они без труда получили разрешение вернуться домой в Одессу. У меня и Верочки были румынские паспорта. Верочка получила свой после того, как был зарегистрирован наш брак. Поэтому мы не смогли поехать в Советский Союз вместе с Верочкиными родственниками.

Тогда нам казалось, что дело удастся решить скоро. Ни я, ни Верочка даже представить не могли, что пройдет семь лет, а мы все будем жить в Румынии и ждать, чтобы нам разрешили вернуться в Советский Союз. Когда я обсуждал наше возвращение с военным комендантом Бухареста генералом Бурениным, то услышал: «Подожди, вот закончится война, тогда и вернетесь». Верочка очень сильно переживала разлуку с матерью, но согласилась — да, надо подождать до конца войны. Поговаривали, что Румыния вместе с Молдавией станет одной из советских республик, и тогда наш вопрос должен был решиться сам собой. И вообще мы верили, что с окончанием войны все будет хорошо. Главное, чтобы война поскорее закончилась.

С приходом Красной армии нас с Верочкой стали приглашать выступать в разных воинских частях. Я невольно сравнивал наши выступления с выступлениями румынской дивизионной концертной бригады. Это было как небо и земля. Советские солдаты встречали нас с огромной радостью. Было такое впечатление, будто бы мы выступаем перед нашими давними друзьями. Небывалое воодушевление владело нами. Мы, русские, пели для русских. То было необыкновенное счастье — петь для своих. Кажется, не было в Румынии советского полка, в котором мы ни выступили бы. Началось все с того, что я явился к советскому военному коменданту и сказал, что мы с женой русские и хотим выступать перед нашими соотечественниками. Несколько раз мы выступили в Бухаресте и его пригородах, а затем нам начали организовывать гастроли по всей Румынии. Гастроли эти были не такими, к которым я привык. Контрактов мы не подписывали и оплату с нами не оговаривали. Просто звонили: «Петр Константинович, вас ждут там-то и там-то. Есть возможность?»

Возможность у меня была всегда. В конце концов, ради выступления перед нашими освободителями можно было пожертвовать ресторанными выступлениями. За нами присылали машину, мы приезжали, выступали, в нашу честь непременно давался обед в штабе, затем нас привозили обратно. Возвращались мы не с пустыми руками — привозили с собой продукты и подарки. Если свести все к денежной выгоде, то выступать перед советскими солдатами было много выгоднее, нежели петь в ресторане. Но финансовая сторона дела не имела для нас с Верочкой значения. Если бы нам пришлось выступать без какого-либо вознаграждения, то мы все равно выступали бы. В этом мы видели наш патриотический долг.