Нет, не торжествовал П. Н. Дурново, не только мертвый, но и живой[725]
. Воистину, нет пророка в своем отечестве!В 1915 г. правая группа оказалась в состоянии глубокого кризиса. Военные неудачи, усилив либеральную оппозицию и породив движение за мобилизацию сил и выяснение внутренней политики, привели к новым уступкам царя: министры И. Г. Щегловитов, Н. А. Маклаков, В. А. Сухомлинов и В. К. Саблер были заменены А. А. Хвостовым, Н. Б. Щербатовым, А. А. Поливановым и А. Д. Самариным. Справедливость либеральной критики правительства сбила с толку часть правых: они не разглядели социальной слабости оппозиции, не понимали опасности уступок ее требованиям – произошло некоторое их «олибераливание» (словечко З. Н. Гиппиус), в «прогрессивный блок» «по явной аберрации ума вошли даже монархисты чистой воды»[726]
. Начинается брожение и в правой группе. В начале XI сессии Государственного Совета А. А. Бобринский заявил о необходимости более сообразовываться с жизнью и предложил переизбрать бюро группы. Поначалу большинство группы было на стороне П. Н. Дурново, однако приход в группу уволенных министров, усиливая сторонников старой тактики, побудил критиков П. Н. Дурново заявить о выходе из группы. Часть их удалось отговорить, обещая перемены, однако 6 членов вышли из группы[727]. Это стало предметом бурного обсуждения в бюро группы. Констатировали, что «тактика руководителей не встречает одобрения и может повести к дальнейшему расколу». Последовал вывод: бюро, как не пользующееся доверием, должно уйти. Сначала А. А. Нарышкин, затем и другие члены бюро, а потом и П. Н. Дурново заявили об отставке.Позиция членов правой группы, не согласных с линией П. Н. Дурново, была обусловлена осознанием того, что «продолжение избранного Государыней и навязанного ею Государю способа управления неизбежно вело к революции и к крушению существующего строя»; во-вторых, тем, что они полагали, «что без очищения верхов, без внушения общественности доверия к верховной власти и ее ставленникам спасти страну от гибели нельзя» (тут они заблуждались на обе стороны: и верхи не были способны «очиститься», и «общественность» никогда не удовлетворилась бы очищением верховной власти – хотела власти себе); в-третьих, пониманием, что замалчиванием положение уже не спасти: все получило широкую огласку и стало доступно для лиц, «ищущих повода скомпрометировать престиж царской власти»[728]
.П. Н. Дурново «сохранил свой тонкий ум и работоспособность до смерти»[729]
. В первом заседании XI сессии Государственного Совета 19 июля 1915 г., сразу после главы и членов правительства, слово взял он. Не считая «своевременным и соответствующим чрезвычайным обстоятельствам» переживаемого времени входить в обсуждение заявлений членов правительства, он напомнил о «тяжких испытаниях, выпавших на долю <…> дорогой армии», воздал полякам («честь и слава Польскому народу! Глубокое, сердечное русское спасибо Польской женщине!»), констатировал плохую, «как всегда», подготовку к войне «по всем отраслям военного и гражданского управления» и обратился к царю с призывом стать наконец властью: «корень зла <…> в том, что мы боимся приказывать. Боялись приказывать, и вместо того, чтобы распоряжаться, писались циркуляры, издавались бесчисленные законы, а власть, которая не любит слабых объятий, тем временем улетучивалась в поисках более крепких, которые и находила там, где ей совсем не место. Между тем мы были обязаны твердо помнить, что в России еще можно и должно приказывать и Русский Государь может повелеть все, что по Его Высшему разумению полезно и необходимо для Его народа, и никто, не только неграмотный, но и грамотный, не дерзнет Его ослушаться. Послушаются не только Царского повеления, но и повеления того, кого Царь на то уполномочит. <…> Без этого нельзя вести войны и всякую начавшуюся благоприятно войну можно превратить в непоправимое бедствие. Нужно бросить перья и чернила, молодых чиновников полезно послать на войну, молодых начальников учить приказывать и повиноваться и забыть страх перед разными фетишами, перед которыми мы так часто раскланиваемся. Когда пройдет несколько месяцев такого режима, то всякий встанет на свое место, будут забыты никому не нужные сейчас реформы, и мало по малу пойдут победы, которые приведут Россию к тому положению, когда уже будут возможны и реформы и всякие другие изменения»[730].Можно ли было в той ситуации сказать более разумные слова?! Шла «борьба за существование России, да не в отвлечении, не в гаданиях разума, а конкретно, в несомнительной зримой реальности. <…> время, требующее всех русских сил»[731]
. И только предельно централизованная сильная власть могла обеспечить военную победу[732]. К сожалению, ясно понимали это и были этим озабочены лишь в правой части политического спектра тогдашней России. Разумеется, П. Н. Дурново был не единственным[733].